– Мне вас Бестужев называл. Думаю, мы в единомыслии…
В дверь каюты бочком протискивается грузный Кадьян, и лейтенант поспешно заканчивает:
– Относительно джентльменства свирепого лорда Нельсона, недруга нашего Ушакова…
Павлу Нахимову, Завалишину, Бутеневу да и большей части экипажа "Крейсера" неизвестен мир, в который они входят через Каттегат. Северное море встречает русских моряков сырыми туманами. В намокших, отяжелевших снастях яростно воет противный ветер. Волны достигают шкафутов, расплескиваются по палубам, пробираются к люкам. Лазарев расчетливо лавирует контргалсами, выигрывает мили с помощью косых парусов. По ночам вахтенные ищут кормовой фонарь "Ладоги" и, когда он пропадает, жгут фальшфейеры.
Уже позади Гельголанд. На зюйд-осте растаяли низкие берега Голландии. Корабли идут в илистых, будто закрашенных молоком водах Догтербанки и часто стреляют из пушек, чтобы не раздавить рыбачьих лодок и не столкнуться с пакетботами. Перед Дильским рейдом впервые хорошая видимость. Дымят будущие хозяева морей – пароходы. Дрейфует английская военная эскадра, и русские корабли, идя на ветре британского адмирала, салютуют тринадцатью выстрелами. Потом "Крейсер" и "Ладогу" на верпах втягивают в Портсмутскую гавань. Плавание в чужие края останавливается на два месяца, чтобы снова начаться шквалами и штормами.
Лондон очень большой город, и на Темзе заметны морские приливы. Но мичман Нахимов далек от ребяческого гардемаринского любопытства. Он посещает с Вишневским и Дмитрием Завалишиным Вестминстерское аббатство, Британский музей, театры и парки. Но главный его интерес к той Англии, которую можно видеть за делом в Портсмуте. После десяти дней жизни в Лондоне он без сожалений снова отдается службе на корабле. Он замечает, что англичане строят свои корабли втрое быстрее и у них работают 150 человек там, где в Соломбальском адмиралтействе нужны пятьсот. Он замечает повсюду, что рукам деятельно помогают паровые машины, что плотников и слесарей, которые приходят на "Крейсер", никто не понукает. Они очень точны и очень старательны, но в то же время работают без любви к вещам. Просто хотят и могут заработать.
– Знаешь, у них нет нашего запоя, – неловко выражает Нахимов свою мысль Бутеневу.
– Еще как, брат, пьют. Ого!
– Я о работе. Очень трезвый, равнодушный народ. Нашему мастеровому их заработки…
– Экой вздор, Паша. Адама Смита читаешь? Крепостному мужику зачем много денег? Хлеб и капуста почти даровые. На сало, на водку… Даже овчины и полотна свои. – Бутенев уходит довольный своими политико-экономическими рассуждениями.
