С Вишневским Павел осматривает английские корабли. На них все очень прочно, ладно, удобно, но однообразно. Никакой домовитости, никакого различия, говорящего о заботе офицеров и матросов.
– Как вам понравилось? – спрашивает Вишневский.
– Служат-с, – говорит Павел. Он все чаще усваивает манеру цедить сквозь зубы, точно ему трудно выговорить слово.
– Прочный народ, – размышляет вслух Вишневский. – С их свободами мы бы больше сделали. Как, Павел Степанович?
Павел вертит пуговицу. Большой нос с горбинкой придает его лицу выражение грусти.
– Мы? Не знаю. Мы же господа, а народ у нас особая статья, народ у нас в дикости.
"Трудный юноша! Не то глуп, не то хитрит", – думает Вишневский и отступается от молчаливого мичмана.
Отряд Лазарева уходит из Англии в конце ноября. В середине декабря уже остается позади остров Тенериф, и попутный пассат гонит корабли на юг. Кончилась трудная работа в снастях. Команда не должна укрываться от дождя и холодных ветров в спертом воздухе нижних помещений. После уборки и примерных артиллерийских учений под тентом играют флейтисты, люди пляшут и поют песни. А океан качается гладкой, густой яхонтовой массой. А солнце всходит в золотых туманах и торжественно опускается в сверкающую воду.
Корабли теряют пассат перед экватором. Лазарев улавливает малейший ветерок для лавировки и продвижения вперед. И 17 января они переползают в южное полушарие. С "Ладоги" прибывают гости в кают-компанию. Они рассказывают, что встретили экватор очень весело и матросы проявили много выдумки, выряжаясь свитою Нептуна.
Веселье на "Крейсере"?.. В кают-компании молодежь смущена, ей нечем похвастать перед "ладожцами". У них торжество перехода экватора ограничилось кроплением новичков и раздачей к праздничному обеду чарок рома{3}.
Один Кадьян откровенно фыркает:
– Возитесь с быдлом. Полагаю вместе с Михаилом Петровичем, что шумное веселье не к лицу на военном императорском корабле.
– Конечно, с такой образиной не порадуешься, – быстро шепчет Завалишин Павлу.
Павел пожимает плечами и выходит. "Да, прав Вишневский, этот Кадьян не лучше аракчеевцев".
Ночью Павел делает астрономические определения. Белый свет луны призрачен. И за кормою, и перед форштевнем, и вдоль бортов фосфорические огненные потоки. Мириады чужих, необычно прекрасных звезд тепло мерцают в необозримом высоком своде. Надо отнести инструмент в каюту, но нельзя уйти, нельзя отвести взгляд от великолепного созвездия Центавра, от теплого Южного Креста, от пронзительного голубого луча Корабля Арго.
