- Риан… — шепнула она, кусая губы. — Я скоро вернусь.
Обняла, щекой прижимаясь к плечу, к мантии, которая пахла осенним ветром с Сантарина.
Орлана тогда ещё не знала, что не увидит его больше. Никогда.
Этель снова вернулась к имению Сайорана. Исчерченное серыми струями дождя, оно выглядело нежилым: тёмные окна, опущенные флаги, чёрные стволы деревьев, как надгробья.
Намокшие пряди прилипали к щекам, и плащ неплохо было бы выжать, а Этель не обращала внимания на холод. Прошлым утром перед имением вот так же стояла её дочь и бездумно вглядывалась в мёртвые оконные проёмы. Она давно уже знала, что будет делать дальше.
Добилась Эйрин своего или нет, Этель не знала. Зачем ей всё это нужно — тоже. Она лишь надеялась, что Эйрин всё ещё поблизости. Вот так же бездумно смотрит в окно и греет руки о чашку с чаем, с её волос стекают капли, а пальцы перебирают оборки на рукавах платья.
Замолкли ошалевшие от холода птицы, и стёрлись звёзды с тёмного неба. Ночью мир призвал новую императрицу, и Эйрин откликнулась на его зов. Какая хорошая мишень для шавок Маартена.
Какой хороший дождь — он стирает запахи. Вот уже Морейн не пахнет мускусом, вот уже дым с окраин рассеян и размыт по мощёным камнем дорогам. Этель улыбнулась одними уголками губ, развернулась и зашагала в сторону окраин. Если Эйрин прячется, то прячется она именно там, и нельзя дать ей выйти на охоту этим вечером. Ни за что.
…Она всё ещё ждала появления Руаны, ждала и морщилась, когда вспоминала голос мёртвой императрицы. Этель спохватывалась и ловила себя на том, что перебрасывается с ней фразами, мысленно выстраивая сложные диалоги, в которых у неё самой, конечно, было время подумать и произнести отточено-верный ответ.
Руана говорила, что Эйрин не ищет её, но теперь-то Этель знала, что дочь делает это, но только какими-то странными, своими собственными способами. Но в них она разберётся потом.
Боль хрипела в груди. На ходу Этель касалась деревьев и убеждалась — да, мир оживал, очень старался ожить. Очень надеялся, что ему помогут.
"А вот ни демона тебе", — мысленно твердила Этель, сжимая губы всё сильнее.
Когда усталость и боль одолевали, она спиной прижималась к стене чьего-нибудь дома и откидывала голову. Закрывала глаза. Она представляла себе город с высоты птичьего полёта — как он был бы нарисован на карте, — и мысленно проводила кончиком пальца по улицам. Пряча тело Риз, Эйрин наверняка следовала самой простой логике — подальше от своего дома. А если судить по тому, что её дочь не любила городского шума, Этель видела только одну дорогу — на окраину, на восток города, где дома самые бедные, а жители не толкаются локтями, когда выходят на улицы утром.
