— О, целиком и полностью, — ответил он.
— В таком случае, — с бешенством сказал генерал, — я умываю руки, умываю руки, умываю руки. И если теперь так воспитывают наших мальчиков, то не удивительно, что страна летит в тартарары, в тартарары, в тартарары.
Дверь за ним громко захлопнулась. Директор повернулся к мальчугану с доброй ласковой улыбкой.
— Без сомнения, — сказал он, — вы сожалеете о своем проступке?
— Сэр, да, сэр.
— И вы больше не будете красить статуи?
— Сэр, нет, сэр.
— В таком случае, — сказал директор радостно, — мы можем отнестись снисходительно к тому, что, в конце-то концов, было не более чем детской проделкой. Как вам кажется, епископ?
— О, безусловно, директор.
— Именно то — ха-ха! — что вы или я могли бы натворить э… в его возрасте.
— О, несомненно.
— В таком случае перепишите двадцать строк Вергилия, Муллинер, и больше не станем говорить об этом.
Епископ взвился из кресла.
— Муллинер! Вы сказали — Муллинер?
— Да.
— Это фамилия моего секретаря. Вы, случайно, не родственник ему, мой мальчик?
— Сэр, да, сэр. Брат.
— А-а! — сказал епископ.
Епископ нашел Августина в саду, где он опрыскивал раствором ворвани розовые кусты, так как был садоводом-энтузиастом. Епископ ласково положил ладонь ему на плечо.
— Муллинер, — сказал он, — не думайте, будто я не заметил вашей руки, тайно приложенной к этому беспрецедентному событию.
— А? — сказал Августин. — К какому беспрецедентному событию?
— Как вам известно, Муллинер, вчера вечером, руководствуясь побуждениями, которые, могу вас заверить, были самыми благородными и соответствовали истинному духу Церкви, преподобный Тревор Энтуисл и я были вынуждены выйти из дома и покрасить статую Жирняги Хемела в розовый цвет. И только что в кабинете директора некий мальчик признался, будто выкрасил ее он. Этот мальчик — ваш брат, Муллинер.
— Неужели?
— И на это признание вдохновили его вы, чтобы спасти меня. Не отрицайте, Муллинер.
Августин улыбнулся смущенной улыбкой:
— Пустяк. Абсолютный пустяк.
— Уповаю, это не вовлекло вас в чрезмерные расходы. Насколько я знаю братьев, мальчик вряд ли согласился на этот благой обман безвозмездно.
— А, всего-то пара фунтов! Он потребовал три, но я сбил цену. Нет, просто возмутительно, — добавил Августин горячо. — Три фунта за простенькую работенку?! Я так ему и сказал.
— Они будут вам возвращены, Муллинер.
— Нет-нет.
— Да, Муллинер, они будут вам возвращены. При себе у меня нет такой суммы, но я отправлю чек по вашему новому адресу: дом священника, Стипл-Маммари, Хертфордшир.
