И вдруг Петю охватила такая радость, что он выпрыгнул из саней прямо в грязный талый снег и подбежал к самой морде лошади, дурашливо обхватил ее руками, крикнув:
— Слышь, Белян, а Белян, домой едем!
Беляна, обрадовавшись случаю, остановилась и фыркнула.
— Ишь, встала… Не веришь, что ли, что домой едем? Петя сел опять в сани, дернул вожжами и, крикнув: «Ну, тащися, Сивка!» — расхохотался.
Когда деревню уже стало видно, Петя вспомнил, что не решил еще, как быть с деньгами. Вез он домой целое богатство — восемь рублей с полтиной. Сапоги нужно бы купить, совсем износились, или хотя подошвы новые приделать. Ну, и ярмарка скоро в селе. Оставить себе деньги хочется, но стыдно как будто и мамку жалко.
Разве без сапог уж проходить лето и оставить полтинник себе на ярмарку?
— Ну, там виднее будет, — решил Петя.
Когда мальчик, вбежав в избу, бросился целовать близких, мать его зарыдала вдруг, причитая:
— Жив, сынок, жив, ну слава Тебе, Матерь Пресвятая Богородица, истосковалась я, чего, чего не передумала! И от тятьки вестей нет, и про тебя не слышно!
Посмотрел Петя на заплаканное и похудевшее лицо матери и вдруг, вспомнив деньги, выхватил из-за валеного сапога тряпку, в которую увязал свое богатство, и протянул ее матери.
— Мам, а мам, не плачь! Смотри, заработал я сколько!
* * *
Прошла весна, кончается лето. Уж и сено убрали, и хлеб свезли — остаются только в поле картофель да гречиха. С этим нетрудно уже управиться.
Работал Петя все лето весело, хотя и трудновато приходилось. В поле управлялись вдвоем с матерью, а с косьбой одному пришлось воевать. Да всё бы ничего, вот только от тятьки всё писем нет как нет. Уж жив ли? Господи, помилуй! Подумает об этом Петя, и жутко так станет, что старается и не вспоминать.
И еще есть одна вещь, о которой Петя старается не думать. Ходит он иногда в школу к своей бывшей учительнице поговорить о войне и домой с собой газету от нее приносит. Не видно, когда кончится война! Давала ему учительница и книжки, где написано про разоренные страны, как привольно там прежде жили и как теперь там с голоду помирают. Им-то здесь жаловаться стыдно!
И все же, как подумает Петя, что вот и осень на дворе, а там близко и зима…
Нет, об этом-то лучше пока не думать, все равно не придумаешь, как быть, чтобы в город больше не ездить!
Тоскливо сжимается сердце у Пети, но он глотает слезы и, почесав в затылке, решает:
— Ничего, может, еще как-нибудь пронесет, а теперь пахать под озиму надо, не до того!
