— Ну, мы с мамкой думали, думали, — закончил свой рассказ Петя, — да порешили, что ехать мне в город вместо отца надо. Все-таки себя да Беляну прокормлю зиму, а может, какой грош и домой привезу. Трудно только очень…
— Чем трудно? — спросил Валя.
— Жить трудно — заработка совсем мало: гнушаются господа, — пояснил Петя, — да так трудно: один я здесь, а извозчики другие потешаются все надо мной да над Беляной, и господа говорят, что лошадь негодная да с бельмом на глазу. Не виновата она, что слепнет — стара! А поля без нее не вспашешь, вот и держать надо.
— А давно писал тебе отец? — спросил еще Валя. — Где он сейчас — на австрийском фронте или на германском?
— Давно писал, как поехал, тогда сразу и написал. А теперь не знаю, давно дома не бывал.
С этого дня у Пети завелся знакомый, который не дразнил его, не смеялся над ним. Напротив, проходя мимо Пети, Валя останавливался всегда поговорить, а иногда ездил с ним, чтобы дать ему заработать. Он и товарищам своим говорил:
— Нужно поддержать его, отец у него на войне, понимаешь, и лошадь была хорошая, тоже взяли. Он одних лет с нами, подумай, а живет здесь в городе совсем один, чтобы заработать. Дома у него «семь ртов», как он говорит, понимаешь, и он самый старший и должен заботится обо всех. И не виноват же он, что лошадь плохая, ту — хорошую — на войну взяли, а над ним смеются, мучают его насмешками. И никто не хочет ездить…
Раз как-то Валя услышал, что один из извозчиков сказал ему вслед, когда он ехал с Петей:
— Полюбились барчуку дурачок да слепая кобыла!
Валя повернулся к нему, багровый, и проговорил срывающимся голосом:
— Сам дурак, если ничего не понимаешь! Злость в тебе одна! Но вот санный путь в городе окончательно испортился, остатки льда скалывали с улиц дворники.
Апрельское солнце грело уже порядочно, но проталин было еще мало. В далекой синеве неба заливались жаворонки, воробьи чирикали по-весеннему. По дороге в Осинники шажком плелась белая, пожелтевшая от старости лошадь. В санях сидел Петя, веселый и радостный. Он снял отцовский армяк, сложил его под сиденье, заломил шапку набекрень и весело посвистывал. Наконец-то кончилась жизнь в городе! От одной этой мысли у мальчика становилось весело на душе. Он не думал вовсе о том, что его ждет впереди, лишь бы жить у себя в деревне, а там все наладится. Пахать, сеять, косить — эка невидаль какая! Правда, до сих пор он помогал только отцу, ну да ничего, справятся они и вдвоем с Беляной за милую душу. В деревне все наладится, и смеяться над ними никто там не будет.
