— Звучит заманчиво.
— Грязно и холодно. Равнина. Полно овец.
— Спасибо. Мне уже хватило овец сегодня вечером.
— Что?
— Ничего, не обращай внимания. Я уверена, твоим лошадям там нравится.
— Нравится.
Кэмерон, негодник, продолжал целовать ее шею, соблазняя согласиться на его предложение. Эйнсли повернулась, немного оттеснив Кэмерона своим кринолином.
— Я бы с удовольствием посмотрела этот дом.
Эйнсли представления не имела, когда у нее появится такой шанс, но ей очень хотелось бы узнать все стороны жизни Кэмерона. Изабелла говорила ей, что зиму он проводит на континенте — Париж, Рим, Монако, а потом, когда самый холодный отрезок зимы заканчивается, присоединяется к своим берейторам в Беркшире. В Беркшире Кэмерон все свое время, когда не спит, проводит с лошадями, готовя их для старта в сезон скачек в Ньюмаркете.
Эйнсли это казалось прекрасным: определенный режим дня, им самим установленный, жизнь со смыслом. Тогда почему, когда всякий раз она поднимает на него взгляд, в его глазах она видит желание и… пустоту одиночества?
Кэмерон с потемневшими от страсти глазами обхватил руками ее лицо и прошептал:
— Я хочу тебя. Черт возьми, Эйнсли, я так тебя хочу.
— По правде говоря, я тоже тебя хочу.
В его глазах горело отчаяние, и в Эйнсли вспыхнуло желание. Но стрелки крошечных часов на столике неумолимо приближались к назначенному часу.
— Времени нет, — прошептала Эйнсли. «А будет ли оно когда-нибудь», — промелькнула у нее мысль.
Кэмерон сел на один из крошечных стульев и посадил Эйнсли к себе на колени. Ему мешал ее бестолковый парик, он сдвинул его в сторону и поцеловал Эйнсли.
Его губы обладали необыкновенным вкусом. Эйнсли с готовностью выгнулась ему навстречу, она сгорала от такого же пылкого желания, что и он. Вырез платья оказался необыкновенно низким, и Кэмерон гладил пышную грудь, выступавшую из корсета.
Ему хотелось освободить ее от одежды, коснуться губами ее груди, попробовать их на вкус. Сейчас он понял, что хотел этого больше шести лет, и не только потому, что она не уступила ему той ночью, которая случилась очень давно. Он просто хочет ее, Эйнсли, прекрасную смелую женщину.
До окончания вечера он расстегнет этот чертов маскарадный костюм и, наконец, узнает, какая она на вкус. Кэмерон переместил руку к ее бедру, обнаружив там подушку, которую Эйнсли использовала, чтобы пышнее взбить юбку.
— Я хочу это убрать.
— Мне это принесет огромное облегчение, — целуя его, согласилась Эйнсли.
