— Я должна была забрать свою ленту.
— Ленту? — Кэмерон отпустил ее, но гнев его не улегся. — О чем ты говоришь, черт возьми?
— Она жевала мою ленту для волос. Думаю, ты бы не хотел, чтобы она задохнулась из-за нее.
— Для начала поясни, что тебя дернуло отдать ей эту ленту? — Кэмерон посмотрел на голову Эйнсли.
— Я не отдавала. Просто у нее длинная шея и крепкие зубы.
Кэмерон приложил ладонь к тому месту, откуда Жасмин вырвала бант из волос Эйнсли.
— С тобой все в порядке, девочка? — тихо спросил он.
— Все хорошо. У моего брата Патрика была лошадь, которая постоянно кусала всех, кто оказывался поблизости. У меня до сих пор сохранились отметины от ее зубов. Если ей не удавалось добраться до вашей плоти, она с удовольствием жевала шляпу или пальто, рубашку или юбку. Жасмин всего лишь сняла ленту с волос.
Кэмерон, казалось, не слушал ее, лишь тихонько гладил Эйнсли по голове.
— Жасмин и раньше сбегала от Анджело, — произнес он. — Хотя ни одна лошадь не убегает от него. Малышка доставляет нам массу хлопот.
— Разве ты не должен ехать за ней?
— Прежде всего, я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
— Не говоря о том, чтобы накричать на меня, — добавила Эйнсли, почувствовав, как забилось ее сердце, — столько нежности прозвучало в его голосе.
— И накричать на тебя, — согласился Кэмерон, опять сверкнув глазами. — Ты всегда так бесстрашно входишь в стойло к лошади?
— Я делаю это с трех лет, мне всегда нравилось стоять у них под животами.
— Боже милостивый, девочка, мне жаль твоих родителей.
— Братьев. Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. Моему старшему брату было уже двадцать, и он присматривал за всеми нами. Бедный мой Патрик. Я сводила его с ума. И сейчас свожу.
— Не сомневаюсь. — В голосе Кэмерона уже не было гнева, он продолжал гладить Эйнсли по голове.
Эйнсли хотелось шагнуть к нему, согреться теплом, исходившим от его тела, — с луга задул прохладный ветер. За последние шесть лет одиночества ей еще никогда не было так хорошо и спокойно, как сегодня вечером.
— Тебе лучше отправиться на поиски своей лошади, — пробормотала она.
— Она не моя, мне просто дали ее на время.
— Тем более.
— Анджело — лучший в мире конюх и следопыт, а я еще с тобой не закончил.
— Со мной? — Эйнсли почувствовала приятную дрожь в теле.
Появился мальчишка-конюх, он подвел Кэмерону оседланного коня. Большая рука Кэмерона легла на затылок Эйнсли, и он, прижав ее к себе, страстно поцеловал.
Это был поцелуй, наполненный обещанием, поцелуй, который говорил ей, что Кэмерон не забыл ни о том, что начал в кабинете, ни о своем намерении закончить это.
