— Ведь проняло же! А я послал в администрацию президента всего два экземпляра. С автографами Ельцину и самому Волошину…
Были б умнее — могли начхать, выбросить в урну, забыть. Но коммунисты остаются коммунистами, даже перекрашиваясь в капиталистов. Хамелеон меняет цвета, но не облик, не суть. Ген не вытравить. Он въелся в мозги. И мстительность заложена у них в этот ген в первейшем ряду…
Московские поэты его зауважали за дерзость, но зависти к его кавалерийскому наскоку никто не питал. Нищета нищетой, но к чему лезть на рожон… Есть о чем писать, кроме президента… Это во времена Шекспира было просто писать о королях, о принце датском Гамлете… Попробуй сейчас написать о каком-нибудь датском принце — в суд подадут… Вспыхнет международный скандал. Появится в прессе коммюнике…
А Купцов всех теребил: надо писать о Черномырдине! Это цель номер два. Цель номер три — Чубайс. Потом БАБ. Какой пропадает образ! Не образ, а образище… Типище! Персонажище! Этот персонажище вывести бы в пьесе. Но кто из современных режиссеров рискнет поставить? Все трусы! Русский театр, тот театр, который был в дореволюционной России, надо возродить! Нужны предерзостные умы. А Радзинский все строчит про Сталина, про Распутина… А надо бы про Путина! Тоже трус! Конъюнктурщик! Хотя и талантлив. Ничего не поделаешь, он ведь советский человек. Советикус… Ушибленный социализмом. У него тоже есть детишки. Семья. Нет, нет, таких людей, как декабристы, сегодня среди интеллигенции нет. Интеллигенты вжились в эту рыночную слякоть, пустили корешки корней, как лишайник на мусорных баках… Питаются подсосом перегноя, огарками миазмов псевдорыночных преобразований, тленом попранных высоких идей… Но этот генный ряд моллюсков тоже хочет красиво жить, его тоже можно понять… Все мы приспособленцы в этой зыбкой стране лжи. Все мы лжецы!
…Хотя Черномырдин и не принц Гамлет, но ведь тоже достоин пера. Тоже вполне сносный образ. Купцова посетило вдохновение как раз в тот момент, когда Луна вступила в дом тригона воды, а Юпитер сместился в созвездие Пса. В это время, как правило, у него наступал запой. Но Купцов сумел преодолеть пагубную страсть. Она перегорела и сублимировалась в творческую энергию, брызжущую сарказмом. Строки поэмы пенились от штормовых бурунов. Ветер свистал в снастях. Постанывали под напором урагана нефтяные вышки и буровые скважины с нависшими над ними треногами. Нефть забила из недр Земли с утроенным напором. Великий газовщик и обустройщик России разгуливал по поэме и творил чудеса, как подгулявший король Генрих Четвертый в окружении шутов, хапая мимоходом то здесь, то там миллионы долларов. Он скупил походя все охотхозяйства страны, а некогда знаменитое правительственное охотхозяйство «Барсуки» — пятьдесят восемь тысяч гектаров — подарил двум своим сыновьям. Купцов не врал. Он насосался материала у знакомого фээсбэшника, соседа по даче. Тот недолюбливал газовщика. И именно его размышления Купцов трансформировал в поэме, задаваясь вопросом: как член правительства, лицо, нанятое народом на службу по обустройству России, мог стать самым богатым человеком в Европе и остаться на свободе? В поэме были забавные сценки семейной охоты четы Черномырдиных на кабанят, на лосят, на зайчат, енотов и хорьков. Поэму опубликовали тиражом в триста экземпляров. Сами писатели толпились у книжных лотков, чтобы ее купить.
