Ваня наблюдал за Настей. По тому, как постепенно темнела зелень ее глаз, превращаясь в непроходимые чащи, как порозовели ее скулы, напоминая первые робкие лучи утренней зари, как наполнялись припухшие губы соком желания, — по множеству явных и скрытых признаков Ваня читал ее мысли и не мог совладать с собственным желанием. Он приоткрыл губы — хотел что-то сказать или позвать. Их взгляды встретились, биотоки забились в унисон, дыхание прервалось…
Наступила тишина безвременья. Мир замер в ожидании взрыва, трепетно гадая, будет ли это благословение Божие или Господня кара.
Скорее последнее, осадила себя Ася. Она резко мотнула головой, сбрасывая наваждение.
— Сам… — Голос осекся, и это разозлило ее вконец. Она в сердцах швырнула тюбик на трюмо и закричала: — Сам дрался — сам и раны залечивай!
— Ладно. — Иван пожал плечами и снова окликнул уходящую девушку: — Ася. — Она остановилась в дверях, боясь поднять глаза. — Можно я посмотрю в твое зеркало?
Нет, ему точно отбили мозги. Или какую-то одну, но очень важную часть.
— Нельзя! — рявкнула она и поспешила скрыться на кухне, чтобы он не заметил ее глупейшей улыбки. Впрочем, она сама под стать Ивану. Шестилетняя Катя и то не сморозила бы такую чушь. И совершенно она не под стать этому… жиголо, попыталась осадить себя Ася. Нет, жиголо — платные танцоры, а эти как называются? А! Какая разница, все равно слово неприличное.
Ася поймала себя на мысли, что с беззаботным легкомыслием думает о том, что в течение пяти лет было для нее пределом гневного возмущения и укоренившегося стыда. Мало того, ей очень нравилось кричать на Ваню, злиться. Она забывала о сдержанности и минимальной этике. И еще ей нравилась его реакция — этакий робкий теленок, пойманный за провинности. Со всем соглашается, сам боится слово поперек молвить.
Но больше всего страшило собственное состояние. Ася окончательно заплутала в своих ощущениях. Ей одновременно хотелось и смеяться, и рыдать; нагрубить, обидеть и слезно пожаловаться; оттолкнуть, ударить и прижаться каждой клеточкой, влиться в него душой.
«Господи! — вздохнула Ася. — Совсем спятила на нервной почве. Все-таки два мужика за один вечер — это слишком. Надо же, судьба! Два мужа донны Флор, вернее донны Елены, и оба бывшие любовники донны Аси». Мелькнувшее воспоминание о Юлике не затронуло ни единой струны, словно речь шла о незнакомце, что приятно и не без тени торжества удивило Асю.
Непонятно было другое: сколько можно мазать одну ладонь? За это время можно обмазать всю квартиру тонким слоем. Вооружившись новым запалом воинственности, Ася вышла из кухни.
