В ногу нога,
Отвагою богаты,
Шли на врага
Красные солдаты.
Левой! Левой!
Их командир —
Такой же сын народа,
Тот же мундир
И тот же клич: «Свобода»!
Левой! Левой!
Над головой
Багровое, как пламя,
Кровью живой
Горит и плещет знамя!
Левой! Левой!
В алом шелку
Огонь побед раздуем,
Смерть Колчаку
И гибель всем буржуям!
Левой! Левой!
Песня затихла, и он стал прислушиваться к выстрелам с запада. Войцеховский бил по городу, бил редко и неуверенно, будто отдавал казенный солдатский салют ему. Колчаку, которого сейчас винит и проклинает Россия.
За окном уже была черная ночь, на одной низкой собачьей ноте скулила за стеною метель, и только эти звуки — уханье бури и удары снарядов — заполняли собой, кажется, весь мир.
Адмирал плотнее застегнул шубу, надвинул шапку на лоб и замер в неудобной позе возле мутного, грязного окна.
Так простоял он в темноте час, и два, и три, не шевелясь и уже ни о чем не думая, а только вздрагивая, будто пушки Войцеховского тупо били ему в грудь…
Молоденький солдат Иван Евстропов, стоявший в этот студеный зимний вечер на часах у гостиницы «Модерн», внезапно выругался и схватил за рукав человека, пытавшегося пройти в ЧК.
Тот обернулся, и на Евстропова удивленно взглянули большие черные глаза.
— В чем дело?
— Виноват! — смутился часовой. — Зреньем ошибся. Проходи, товарищ Чудновский.
Покачивая головой и коря себя за промашку, Евстропов проводил взглядом невысокую фигуру председателя Иркутской губЧК и снова застыл у подъезда бывшей гостиницы.
Чудновский поднялся в свой кабинет на втором этаже, с удовольствием скинул меховую шапку и насквозь промерзшую кожаную тужурку, присел к раскаленной печке. Дверка чугунной буржуйки покраснела от жара, и Чудновскому показалось, будто из нее, как из лета, веет томительным запахом трав.
Немного согревшись, он позвонил по телефону и вызвал к себе руководителя контрразведки Бориса Бака.
— Садитесь, Борис, — кивнул Чудновский на стул, когда Бак, высокий черноволосый парень, вошел в кабинет. — У меня к вам дело.
Председатель ЧК достал из стола тетрадь.
— Наши товарищи из Черемхова прислали любопытный документ. Это дневник казачьего офицера Андрея Россохатского. Впрочем, скорее воспоминания, без точных дат, мемуары. Он делал записи в черемховской тюрьме. Тетрадь взяли у него во время обыска, в первых числах января.
Чудновский потер мягкие каштановые волосы, зачесанные назад, заключил:
— Полагаю, вам сто́ит внимательно прочесть тетрадь. В ней верные и точные наблюдения. Судя по ним, офицер — случайный человек в войсках Колчака. Но влез в собачью шкуру — лай. Ознакомьтесь с записями. Вы многое узна́ете о враге и о том, что́ он такое сейчас.
