— Расисты! — зверски громыхнул «Хорьх» своим усиленным басом позади них. Им было воочию видно, что за его рулем никого нет — и это наводило жуть.
— Поддай-ка ему газу, — попросил Ферд Гриммельмана.
Нагнав «Бьюик», «Хорьх» врезался ему в задний бампер. «Бактрийцы» в панике юркнули за угол и исчезли из виду — они сдались. Вылазка была закончена.
— Хорошо, — сказал Гриммельман. — На сегодня достаточно.
Джо Мантила, съехав на подъездную аллею, остановил «Плимут», Гриммельман развернул громаду «Хорьха» на сто восемьдесят градусов, и они двинулись за ним в обратном направлении.
— Что с тобой? — спросил Арта Ферд, ткнув его в ребра.
— Ничего.
Он приуныл. Впервые за все время вылазка не доставила ему никакого удовольствия.
— Домой он хочет, — сказал Гриммельман.
— Так и есть, — подтвердил Арт.
Повисло неловкое молчание.
— Может быть, в следующий раз, — сказал Арт. — Просто неделя какая-то дурацкая.
И Джо Мантила, и Ферд Хайнке с пониманием посмотрели на него. Гриммельман никак не отреагировал, он сосредоточенно управлял «Хорьхом».
— Блин, в чем я провинился? — не выдержал Арт. — На мне и так куча всего висит.
На его попытку оправдаться никто не ответил.
В ту же субботу вечером Джим Брискин поехал на другую сторону Залива, в Беркли, к матери, которая жила на Спрус-стрит. Собственным ключом, который до сих пор у него оставался, он отпер дверь полуподвального этажа белого бетонного дома, в котором когда-то родился, и стал разбирать коробки, грудами сложенные у печных труб. От цементного пола тянуло холодом. Банки и бутылки на подоконниках заросли паутиной. В дальнем конце помещения стояла новая стиральная машина с сушилкой — он видел ее впервые.
Среди одежды, журналов и мебели он разыскал походное снаряжение. Сначала отнес к себе в машину, припаркованную на подъездной дорожке, плиту «Коулман» и фонарь, потом сложил и отнес палатку. Когда он осматривал надувные матрасы, над ступеньками открылась дверь и вспыхнула лампочка.
— Это я, — сказал он заглянувшей внутрь матери.
— Я увидела твою машину. Какой сюрприз. Ты что, даже поздороваться не зашел бы? Просто забрал бы, что нужно, и уехал?
Держась рукой за перила, миссис Брискин, невысокая седая женщина, в халате и тапочках, спустилась по лестнице. Он не виделся с матерью два или три года и сейчас не сказал бы, что она хоть сколько-нибудь изменилась — не похоже было, чтобы она стала слабее, нерешительнее или сгорбилась. Она была, как всегда, начеку.
