И Ветка соглашалась: никому. За годы, проведенные в детдоме, она привыкла к равнодушию врачей, презрению нянечек и жестокости сверстников.
— Пишет, пишет, дурочка, — уловила она однажды разговор пожилых санитарок. — Никуда эти письма не отправляют, в ведро летят. А она ждет…
— А что ей в жизни — то остается? Мать, считай, давно под забором сдохла, а брат ейный тоже, наверное, по детдомам кочует.
— Верно…
Нет, это не о ней говорили. Она легко себя в этом убедила. Хотя мама действительно все в доме пропила, а Ветка и ее брат родились от случайных собутыльников.
Она представляла, как к ней приедет взрослый, сильный, красивый, а главное, нормальный брат. «Светка! — скажет он, — я тебя так долго искал!» Он отвезет ее к Днестру, поднимет беспомощное тело своими мускулистыми руками и осторожно опустит в воду. Ветка физически ощущала прикосновение прохладной быстрой реки к коже. Когда он научит ее плавать, она поплывет сама, не нужно будет инвалидных колясок, чужой помощи, окриков и зуботычин санитаров, она сама выберет направление, какое вздумается. Захотела — налево, захотела — направо! До Днестра было всего метров двести, но ни разу, ни одного разочка, ее туда не отвезли. В Доме устраивали редкие походы на пляж, но только для тех, кто мог сам ходить и передвигаться, не буянил и был послушным. Нянчиться же с инвалидами никто не собирался.
С началом весны Ветка, когда наступала ее очередь, на тяжелой коляске выбиралась во двор. Она выезжала за открытые ворота, останавливалась у бетонной плиты забора, под табличкой, на которой коробилась белым на черном надпись «Дом-интернат для психохроников и инвалидов. Село Кочиеры». Рядом стояли или сидели в таких же колясках жители Дома, и, не отрываясь, смотрели на грунтовую дорогу. До нее, этой самой дороги, было всего метра два. Но это, совсем мизерное расстояние, отделяло ее от другой, нормальной жизни. До нее Ветке было, как до Луны. В той жизни — по пыльной дороге на машинах — проносились мимо, обдавая газом и презрением, веселые счастливые беззаботные люди. Вдоль берега Днестра тянулись базы отдыха и пансионаты. Люди стремились туда. А город, привыкший к курортному раздолью, московской протяжной речи и пьяной щедрости отдыхающих, кажется, даже не подозревал о существовании Дома. Ветка пыталась поймать на мгновение взгляд, проносящихся на беспечной скорости людей. Иногда это удавалось. И тогда лица туристов менялись, улыбка сползала с губ, люди быстро отводили глаза. Психохроники и убогие мешали им наслаждаться жизнью.
