Делия оставляла его одного с этими двумя какунами. Она, разумеется, не могла брать их с собой в студию, а он работал дома. Оставляла им обед в холодильнике и записку с нужными телефонами. Он включал Discovery Channel (экстремальные испытания, кубические медузы, желтые лягушки, сериал «Выжившие»), кормил их прямо на ковре: сырыми сосисками с джемом.
«Ты знаешь, что оставляешь их в обществе неадекватного человека?»
«Ты их отец».
«Только не совсем адекватный!»
Делия смеялась. Это точно, его нельзя было назвать банальным отцом. Но зато научатся выживать в пустыне, питаясь личинками и гигантскими муравьями.
Дети не слушались его. Когда он кричал на них, они смотрели на него, как будто он мучится от рези в желудке и кричит от боли. У него не нашлось настоящего подражателя, которого заслуживал молодой отец, ползающий под ковром с нарисованными лягушками, изображая «выжившего» и пренебрегая работой писателя, создателя иллюзий.
«Я слишком многого лишаюсь из-за вас».
Изредка он говорил так детям. Когда брал их на руки и разговаривал с ними серьезно. С красными от марихуаны глазами.
В действительности он никогда не стремился копать глубоко.
Делия как-то высказала это ему:
«Тебе совершенно не грозит умереть смертью самурая».
Гаэ состроил свою гримасу идиота:
«Я не Мишима! Не депрессивный педик вроде него!»
«С тобой вообще невозможно разговаривать… Если бы вся эта фантазия могла вылиться во что-то толковое…»
«Мои сценарии нельзя назвать плохими… Некоторые так очень удачны».
«Да… в общем-то, да».
И снова теплая вода. Как можно жить с человеком, который не испытывает к тебе страсти? То же самое, что плавать в теплой воде. Еще не жарко, но уже не холодно.
— Сейчас, когда тебе никто не мешает, у тебя получается больше работать?
Гаэ кивает, вспоминает маленькую квартирку на бульваре Сомали. Китайского ребенка, который возит игрушечную машинку по решетке его окна.
— Я соскучился… Ностальгия — замечательное чувство для писателя.
Он делает небольшой глоток вина, кладет руку себе на живот. У него плотное телосложение, с небольшими излишками под рубашкой, под поношенным пиджаком. Ему надо начинать бегать, если он не хочет потолстеть.
— Так ты говоришь, писатели не умеют находить общий язык с миром?
— Они придумывают себе всех этих персонажей… Стремятся близко понять только их… И соответственно только себя…
— Я не такой.
— Так ты ведь не настоящий писатель.
— А кто же я?
— Ты такой же, как все. Ищешь любую лазейку, лишь бы самоутвердиться. Ты так и не научился жить с нами.
