«На этой страшной высоте...» | страница 53
Живешь ведь где-то, глядишь куда-то,
И мне дороже Дремушки-брата.
Я жду тебя, как дочь дровосека,
В хаосе самого злого века.
1966
ОДЕССКИЕ ВЗРЫВЫ (1918 года)
По небу ползла черепаха,
А может быть, странная туча.
Тогда мы смотрели без страха,
Хоть туча была неминуча.
Взрывались лиловые газы,
Смертельные, над облаками,
Дымком, приносящим заразы,
Искали газоны и скамьи.
Мы были детьми и смотрели,
И слушали: окна звенели,
Стекло разрезалось на трели,
Сияющие на панели.
Тогда в Александровском парке
Нас няни готовили к смерти.
Тот ветер, несильный и жаркий,
Несли черепахи и черти.
Мы выжили… Рассосалось
Над нами страшилище чада.
Мы выжили (жалость — не жалость?),
Но плачут помещичьи чада.
На рейде стоят пароходы,
Вверху Недреманное Око
Сквозь все облака и отходы
Взирает над садом и доком…
И позже, на ледоколе,
Уже покидая Одессу,
Мы помнили даже о школе
Сквозь розовую завесу…
15.12.1977
«Из детской молитвы вылетел ангел…»
Из детской молитвы вылетел ангел.
Он бабочкой бился о зеркала…
Луна подымала оранжевый факел,
А звезды спускались на купола…
Не те, что рубинами Кремль окружают,
Те звезды мертвы (хотя — хороши)…
А те, что дорогу вверху продолжают
Для космонавтов и — для души.
Молитва сверкала, и синие окна
Ее отражали, как факел в ночи.
Молитвы свивались в такие волокна,
Что были остры, как мечи и лучи.
…………………………………………
А детская комната пела, и снилось
Ей царство Пиноккио или — солдат.
Щелкунчик сдавался кому-то на милость,
Он — полон заплат, полосат и носат.
От одеяла взлетела молитва,
Со сложенных рук, с преклоненных колен.
На пестром ковре разгорается битва:
Убитые есть и — попавшие в плен.
2.11.1979
«Провинция (какая? Все равно)…»
Провинция (какая? Все равно)
Давала бал помещичий? Дворянский?
Летели кони в странное «давно»,
Где фрески в залах и на стенах станцы.
Тут на эстраде занавес взошел,
И местная красавица запела
О том, что смерть спасение от зол,
Что у любви не видится предела.
Она (о, будто бы) бессонницей больна,
Она (о, будто бы) рыдает у скамейки,
Она зовет, и молится она,
У Клеопатры занимает змейки.
А в публике и шорох, и молва,
Язвительней улыбок не бывает:
Она — красавица, помолвлена она,
Кого же, бедная, напрасно призывает?
Да, у нее есть молодой жених,
Он шатен и богат (к тому ж и вправду молод),
Во фраке, скромен, незаметен, тих,
Хотя я глазах его ревнивый холод.
Но самое ужасное, что ей
Другой, совсем другой сегодня мнится…
Она его не знает, он — изгой:
Онегин, ангел, голубая птица.
14.11.1979
«Так забывают дети…»
Так забывают дети,
Книги, похожие на «На этой страшной высоте...»