— Тебе не скучно? Хочешь, я за ребятами сбегаю? — Вовка обрадовался. — Ну, тогда полежи, а я мигом. С постели ноги не спускай, ладно? А то узнают — мне попадет. — И Севка выскочил из избы, будто за ним гнались. Минут через десять он вернулся один, запыхавшийся. Вовка смотрел на него вопросительно.
— Не волнуйся, сейчас придут. Я Витьке сказал, он всех позовет. Через полчаса в комнату ввалилась толпа ребят, все из тех, что недавно воевали. Они застенчиво здоровались. Снимали телогрейки, пальто, разматывали шарфы, складывали шапки. Потом само собой получилось, что все уселись на лавку вдоль кровати и заговорили, заговорили.
— Ты чего заболел-то? — И шмыгали носами.
— Ты выздоравливай, Вовка! Хочешь я тебе гильзу дам, настоящая! — Витька Малышев достал из кармана настоящую ружейную гильзу. Ребята галдели. Снова переживали недавнее сражение. Севка сидел немного притихший, потом сказал, вроде как хвастая:
— Ребята, а Вовке письмо пришло от отца!
Все замолчали и смотрели на Вовку. В деревне письмо было событием. Неважно, кому оно приходило — его читали и перечитывали. Если письмо радостное — вместе радовались, если горькое — как умели утешали и вместе плакали бабы. Ребята ждали, что Вовка скажет.
— Да, пришло. Отец пишет, что пока самолет чинят, он письмо написал. И еще он про зайцев рассказывает, как они на полянке прыгали. Тут все стали вспоминать, кто видел зайца, а кто лису, кто даже волка и разные случаи. Расшумелись.
— Вовка, а тебе нельзя еще много говорить, ты больной, — вставил Севка. Ребята еще немного посидели и стали прощаться. Говорили: «Выздоравливай! Не болей! Когда поправишься, снова играть будем». Последним у кровати задержался Ваня Диранков. Он помялся, а потом попросил:
— Вовка, а ты спроси у отца: со скольких лет на фронт можно, а то мамка говорит: «Мал еще». Спроси, ладно?
Дед Тимофей часто бывал судьей в ребячий спорах, но тут и он ничего сказать не мог. Все стояли и слушали. Звук доносился с полигона, но что это такое, никто не знал.
— Не знаю, — говорил дед и снова прислушивался. Тиу-тиу-тиу-тиу-бух-бух-бух-бух…
— Скорострельная какая-то. Ишь, как содит часто. И это верно: засиделся фриц на земле нашей, пора гнать его, окаянного поскорее. Ребята спорили. Шумели.
— Дедушка, а если пойти посмотреть? — Спросил Севка.
— Э-э, дурень! Кто ж тебя пустит туда? Это ведь не самострел тебе, а пушка! Понимать надо! Там охрана. Часовой. «Ваш пропуск, товарищ? А Евсей Макарыч што? „Да мне бы на новую пушечку глянуть!“» — передразнил его дед. Ребята засмеялись.
