Расставив ноги, она оседлала его колени, в ответ он скрипнул зубами.
— Хм…
Ему еще никогда не приходилось видеть такую естественную, как у нее, чувственность.
Не в силах больше оттягивать момент, Роуэн бережно сместил ее с себя и уложил на матрас, открыл жестяную коробку на тумбочке и поежился от холодного прикосновения презерватива.
«Скоро согреешься, мальчик. Согреешься, зароешься и ослепнешь. Слава тебе, Господи!»
Проверив ее готовность, Роуэн замер. На краю погибели, такой же верной, как восход солнца, у него была секунда, чтобы оценить момент, но страха он не почувствовал. Гейл с закинутыми назад руками и горящими желанием фиалковыми глазами — этот момент он никогда не забудет. Роуэн ласкал и дразнил ее до тех пор, пока она не стала извиваться и молить его о большем.
Намереваясь доставить ей максимальное удовольствие, он сознавал, что может быстро потерять над собой контроль, потому что слишком давно не имел женщин.
— Тебе… может… быть… немного… больно…
— Я доверяю тебе.
Раздвинув шире ноги, она приподняла ему навстречу бедра, и Роуэн поддался первобытному инстинкту взять то, что предлагают. И взял ее одним медленным, но решительным движением, лишившим ее девственности. И оба они ахнули, хватая ртом воздух.
Ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы оставаться еще некоторое время неподвижным, давая ее телу возможность привыкнуть. Восстав против вторжения, ее мышцы то сжимались, то расслаблялись, пока, горя огнем, растягивались, приспосабливаясь к новой ситуации.
Она поцеловала его в плечо, и по ее щеке скатилась одинокая слеза.
— Роуэн? Думаю, целоваться мне нравится больше.
Роуэн улыбнулся и застонал в матрас, оценив ее деликатный юмор. Подняв голову, обнял руками ее лицо, желая утешить.
— Потерпи. Худшее позади. Теперь все изменится к лучшему.
С этими словами Роуэн начал медленно двигаться и целовать ее, чтобы расслабилась. Когда Гейл расслабилась, он ощутил прилив облегчения. Она обхватила его ногами, и ее поцелуи наполнились новой страстностью, вознесшей их вверх по спирали желания. Вскоре они оба двигались в заданном ритме, и на смену боли пришло удовольствие. Поражаясь плотному захвату и быстроте, с какой страсть вновь завладела Гейл, Роуэн наслаждался каждым движением.
В то время как Гейл постигала парадокс покорения и покорности. Ее тело, предав разум, отказывалось ждать, когда она опишет или попытается осмыслить происходящее. Внутри ее зрело новое зерно раскаленного докрасна возбуждения, только на этот раз она знала, какой будет кульминация, и приветствовала разгоравшийся огонь.
