На меня из тяжёлой золочёной рамы смотрел «блестящий офицер», как назвала его Шарлотта. Красивый, гордый мужчина с победительной улыбкой на красиво изогнутых губах… И эта белая рука, сильно и грациозно опирающаяся на стол, на самом деле подняла оружие и одним-единственным нажатием разнесла этот сияюще-ясный лоб?.. Совершил ли он это ужасное действие в «Усладе Каролины»? Может быть, мои ноги уже перешагивали через порог, за которым он когда-то лежал с простреленной головой?.. Сколько раз Хайнц испуганно уверял меня, что самоубийцы «обречены бродить по ночам и нигде не находить покоя»!.. И что, если он в полночь действительно проскользнёт по запечатанным залам, спустится по узкой тёмной лестнице и беззвучно отодвинет шкаф у моей кровати?.. Я почти закричала от ужаса, отвернув лицо от портрета, который неотрывно смотрел на меня своими сверкающими глазами — и тут в салон вошёл господин Клаудиус, который, казалось, что-то искал. Забыв всю свою робость и осторожность, я указала на портрет.
— Несчастье случилось в «Усладе Каролины»?
Он отшатнулся от меня, его лицо залила краска, а глаза метали молнии.
— Дитя, с чем вам пришлось здесь столкнуться! — сказал он мрачно. — Я попрошу некоторые здешние языки держать себя всё же как-то в узде! — Он помолчал одно мгновение и посмотрел на лицо своего брата. — Нет, — сказал он уже мягче, — это произошло не в «Усладе Каролины» — вас страшит эта мысль?
— Я — я боюсь призраков, и Хайнц тоже, и Илзе, только она не признаётся!
По его лицу скользнула серьёзная улыбка.
— Я иногда тоже вижу призраков, которых боюсь, и сейчас более чем когда-либо, — сказал он; я не знала, он говорит серьёзно или шутит. — Вы идёте сегодня ко двору?
Мне хотелось засмеяться — он задал мне тот же вопрос, что и Дагоберт.
— Да, — ответила я, — и мне надо поторопиться, мы должны быть в замке в шесть часов.
Я хотела быстро переступить порог, но он мягкой рукой удержал меня.
— Думайте о себе, чтобы при дворе вы себя не потеряли! — предупредил от меня с какой-то своеобразной интонацией, подняв указательный палец. Это было странно; его голос как будто — и причём уже во второй раз — проник в самые глубины моего сердца — ах, да это советует мне человек, который всегда думает только о себе! Дагоберт просил меня совсем о другом!..
Я покачала головой, выбежала из салона и понеслась вниз по лестнице… Счастье, что Илзе не видела этого упрямого качания — о, её нравоучение дождётся, несомненно, следующего раза!
