— Ну не восхитителен ли он? — сказала Сфинга.
Стратис не уловил никакого смысла. Только голос Лонгоманоса помпезно звучал еще в ушах.
— В нем много великолепия, — ответил он.
— Лала тоже должна была прийти. Жаль, что у нее переезд.
Она подняла руку, чтобы поправить волосы. С тех пор как возвратился Лонгоманос, Сфинга носила платье из темного атласа. Талия у нее была перетянута лентой. Она называла это «рясой».
— Чем это таким особенным обладает амулет Лонгоманоса, что ты поклоняешься ему? — спросил Стратис.
— Он исцеляет.
— Исцеляет? От чего?
— Как-нибудь расскажу… Исцеляет от этого…
Она указала вялым жестом на небо. Звезды сбились в кучу. Стратис смотрел на них, пытаясь разобрать созвездия, но затем запутался. Молчание прервала Сфинга:
— Саломея тебя удовлетворяет?
— Странное название у этого кафе: «Встреча безумных плотников».
— Да, странное… Удовлетворяет?
— «Встреча безумных плотников»? Вполне.
— Нет, Саломея… Кстати, я даже не знаю, почему ее называют Саломеей.
— Думаю, чтобы зарифмовать с «салоном».
— Рифмы нет.
— Тогда она должна сменить имя.
— Ты хочешь свести меня с ума, Стратис. Если бы была луна, тебе бы это удалось.
— Нет, меня она не удовлетворяет, — сказал Стратис.
Он почувствовал, что совершил предательство. Затем подумал, что нужно начать привыкать относиться к ней равнодушно.
— К тому же я уже давно с ней не виделся, — добавил он.
— С ночи Саломеи, предполагаю… Я хотела сказать — Иоанна, — поправила себя Сфинга.
— Даже больше, — сказал Стратис, засмеявшись.
Он говорил, желая крушения. И не без отвращения, которое, как он надеялся, упразднит его признания.
— Она нравится мне необычайно, — продолжил Стратис, — но мы не подходим друг другу.
— Я так и думала. Гордость не позволяет ей отдаться целиком…
Она снова поправила волосы:
— …Отдаться целиком мужчине.
— А «безумные плотники» где? — тихо спросил Стратис.
— Они были бы здесь, если бы было полнолуние. Однако теперь мы можем поговорить по-человечески. При луне не знаю, что со мной происходит: становлюсь совсем сама не своя.
Звезды расползлись муравьями по тверди небесной.
— Они выглядят так, будто трутся носами друг с дружкой.[116] Посмотри на звезды, — сказал вдруг Стратис.
Сфинга засмеялась:
— Вынюхивают путь своей судьбы и наших судеб. Только, что бы они ни делали, им не изменить ничего ни в твоей судьбе, ни в судьбе Саломеи.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Судьба Саломеи — быть гермафродитом.[117]
— Надеюсь, больше Афродитой.
— Почему надеешься?
