— Я попытался выразить это в стихах, — сказал он и стал декламировать с большим трудом:
Одна в салоне, Саломея,
Щипала руки ты себе…
Колени у него подогнулись. Николас подошел и поддержал его, взяв под руку.
— А что стало с головой? — крикнул Калликлис.
— Она выбросила ее в окно, — крикнул в ответ Николас, потащил Стратиса внутрь Парфенона и усадил его там на пол в углу.
— Я теряю силы, словно пустеющий бурдюк, — пробормотал Стратис.
Он закрыл глаза и потерял сознание. Все поднялись и стали вокруг. Саломея наклонилась и развязала ему галстук.
— Что с ним? — спросила она.
— Рецина[113] была негодная, — ответил Николас. — Уходите лучше. Я сам о нем позабочусь.
Все ушли друг за другом — и первая Саломея, словно хор в трагедии, исполнивший свою роль.
Раздавались свистки, когда Стратис открыл глаза. Он лежал у внутренней стены храма под стершимися византийскими фресками. Свистки пронзали ему мозг. Перед ним стоял Николас.
— Пора уходить, — сказал Николас. — Витийствовать, когда луна в ущербе, — еще куда ни шло. Но в полнолуние это может плохо кончиться.
Он засмеялся и помог Стратису подняться.
— Этот свет — ядовитый сок, — проговорил Стратис.
Ему показалось, что Акрополь был новым до той самой ночи и что время, сконцентрировавшее два тысячелетия, вдруг взорвалось и обратило Акрополь в обломки.
Они медленно сошли вниз и отправились на восток.
Когда Одеон остался позади, Стратис снова посмотрел на скалу. В ней появилась упрямая выдержка. Он удивился, что скала сумела устоять после этого разрушения.
— «Крепость желает теперь пожрать тех, кто поедал ее»,[114] — прошептал он.
— Что ты говоришь? — спросил Николас.
— Это говорит Макрияннис.[115]
— Кто?
— Из компании Хлепураса и Сосунка — того, с рупором, в борделе.
— Как ты познакомился с ними?
— Расскажу как-нибудь в другой раз: это долгая история.
Николас внимательно слушал. Ему было трудно разобрать, что было действительностью, а что — выдумкой. Он подозвал машину и оставил Стратиса дома.
— Ночь без луны! Наконец-то! — сказала Сфинга.
— Луна уже не обязательна, — сказал Стратис.
— Николас рассчитывал на шесть ночей.
— Компания распалась за три: пятьдесят процентов. И то хорошо.
Стратис выбросил сигарету. Они сидели в небольшом кафе в квартале у станции Кефисии после посещения Лонгоманоса. Тот прочел им свой лирический текст о каком-то племени в Афганистане. Обсуждения не последовало. Все прошло спокойно. Вскоре после чтения Лонгоманос пожелал им доброй ночи и удалился вместе с Кнутом.
