— Проходите!.. Утраченная красота!..
— Проходите!.. Развалины славы!..
Профессиональный гид…
На всех языках…
Он громко чеканил ямбы. Стратис не ответил. Человечек обращался к нему по-итальянски, по-английски, по-французски. Стратис посмотрел на него. В полнолуние лицо его казалось посыпанным мукой и имело глубокие морщины, проведенные множеством профессий.
— У меня есть античные монеты, — сказал он, словно на исповеди. — Вот это — античный обол.[78] Посмотрите: на нем изображен итифаллический сатир — совершенная работа!
Монета, извлеченная из кармана брюк, сияла в холодном свете. Стратис взял ее: рассмотреть что-либо было невозможно. Он вернул обол и молча посмотрел на дорогу, ожидая появления Саломеи. Фары автомобилей с длинными антеннами примешивались к ее отсутствию.
— У меня есть также уникальная коллекция светильников: все позы классической древности, независимо от пола…
— Независимо от пола… — повторил Стратис, словно под гипнозом.
Человечек приподнялся на носках туфель, отчего оказался еще ближе:
— Вот! Сапфические и юношеские[79] с потрясающими подробностями. Если желаете взглянуть на них после осмотра… Дома у меня спокойно и удобно для страстных любителей…
Фары время от времени обнажали кустообразный стебель, агавы.
— …Это в двух шагах отсюда. Дом, где царят доверие и понимание. Сегодня могут прийти и натуры, которые позируют…
Рыжий верзила склонился к окошку кассы. За ним следовала толстенная дама с волосами кукурузного цвета, издававшими удушливый запах. Стратис не ответил. Гид пошел к новым клиентам и снова заладил свое. Стратис спустился к Николасу. Нондас язвительно сказал:
— «Fabrice oubliait complètement d’être malheureux».[80]
— Да, конечно, — рассеянно ответил он.
Он то и дело поглядывал на дорогу.
— Посмотри, какой народ прибывает, — сказал Николас. — Похоже на премьеру на площади Оперы.[81]
Люди появлялись самые разные — и греки, и иностранцы. Бородатый француз, дочь которого время от времени повторяла необъяснимое: «Maman, il fait une brume intensive».[82] Лодыжки у нее были тяжелые. «Если бы я остался во Франции, то мог способствовать зачатию подобного создания», — подумал Стратис. Затем появилась светская ватага, что чувствовалось по манере произношения «н». Затем — компания соседей. Девочка говорила: «Здесь день… Здесь ночь…». Юноша, явно уроженец Ионических островов, продолжил: «А здесь — Плака… Какая Плака красивая!».[83] И все компания захохотала. Затем появился учитель с десятком детей. Он рассказывал об Акрополе, цитируя Плутарха.
