- Один, два! —
торжественно провозгласил он, выливая воду в
пифос, и с удовлетворением заметил испуг на лице вошедшей ключницы.
- Три, четыре! —
радостно прокричал он, через несколько минут, убеждаясь
в том, что воды в пифосе не убавилось.
- Пять, о,
Великий Зевс! Шесть, несравненная Афина!
- Семь, да будет вечно славно это
истинно счастливое число! Восемь!!
Через два часа, как и обещал бывший водонос, пифос был полон. Эвбулид,
убедившись, что больше в него не войдет ни капли воды, поставил кувшины на пол и поднял на ключницу измученные, но сияющие глаза:
- Ну, так что
у нас сегодня на обед?
- На, миленький! — процедила сквозь
зубы ключница, подавая Эвбулиду половину
лепешки и горсть гнилого чеснока. И когда тот принялся за еду,
мстительно усмехнулась:
- А
когда понесешь воду в поле, передай моему бывшему водоносу Сиру, что я очень соскучилась по нему, и
буду умолять управляющего о его
скорейшем возвращении в дом. Уж я откормлю
его здесь, миленького, уж откормлю на славу!
3. Месть
старухи
Так
протянулось несколько недель, и наступил десий — месяц, когда весна переходит в лето.
Ключница, казалось, больше не замечала Эвбулида, срывая зло на
привратниках, рабынях и поварах. За это время он сильно похудел, заметно спал с
лица, на подбородке и щеках наметилась жесткая курчавая бородка.
Черпая в прудке воду, он с грустью отмечал, как меняется весь его облик еще недавно жизнерадостного,
ухоженного цирюльниками и банщиками человека.
Он уже не смеялся, не радовался жизни. Зато научился беспрекословно выполнять приказания
ключницы и старших поваров, кланяться управляющему, и благодаря этому его ни разу не привязывали к столбу, от которого
с утра до вечера слышались
вопли и стоны избиваемых плетьми рабов.
Все чувства Эвбулида притупились, взрыв ярости и негодования, из-за
которого он в первый же день рабства едва не лишился жизни, сменился полным безразличием ко всему происходящему.
С раннего утра до захода солнца он носил кувшины, радуясь, когда они были пустыми, и,
стискивая зубы, когда оттягивали руки.
Оказались свои маленькие прелести и в рабстве: когда в горсти гнилого
чеснока случайно попадался свежий зубчик, когда по дороге к пруду он вдруг замечал блеснувшую в
траве ягоду — уцелевшую случайно, потому что
еще до его прибытия всю эту округу на
коленях облазили вечно голодные рабыни
и рабы.
И уж почти счастлив был Эвбулид, слыша сетования привратника, что еще один работник на
полях умер от непосильного труда — пуховую
подушку ему в Аид — и что всем им, домашним
рабам, несказанно повезло: ведь скоро жатва, а за ней — вторая вспашка,
которая, как известно, для лучшего выведения
сорняков проводится в самый солнцепек. Тогда рабы — всем им по мягкой
подушке — десятками и даже сотнями будут
спускаться в Аид...
