Как Эвбулид добрался до своей лежанки на полу незадолго до полуночи, как упал на нее, он не помнил. Закрыл глаза — и сразу повалился в темную и бездонную, как
огромный пифос, пустоту.
Очнулся он от настойчивых толчков и шепота на ухо:
-
Вставай, миленький, вставай!
- А? Что?! — завертел головой
Эвбулид и, видя темные полоски за дверью, спросил: — Разве уже утро?
- Что ты, миленький,
полночь! — объяснила ключница.— Придется тебе сегодня начать работу чуть
пораньше. Иначе ты опять останешься без еды,
а мне жалко тебя, ой, жалко! Небось
дома у жены под теплым крылышком мяско с чесночной подливкой едал да разные там салаты? Привыкай, миленький, здесь тебе скоро гнилой чесночок слаще
вашей афинской рыбы покажется! Ну,
вставай, миленький, пошли!
Эвбулид невольно проглотил слюну, чувствуя, что его уже мутит — то ли от голода, то ли от вчерашнего напряжения. Шатаясь, двинулся к выходу и услышал позади
себя шепот:
-
Вот мерзкая баба — скорпиона ей под юбку! — не отстанет теперь с Афинея, пока не загонит его в могилу!
- Сам виноват! — зевнул кто-то в
ответ. — Сделали рабом, так сиди и молчи,
радуйся лепешке, да тому, что тебя сегодня
били на два удара меньше, чем вчера! А то себя решил показать: я эллин, грамматик, мне все дозволено!
- Да! — вздохнул старый привратник.
— Это ему не Афины, где, говорят, рабы
пьянствуют, обжираются и даже женятся. Это — Пергам, ослиный хвост ему в
глотку!
На улице, ежась от ночной прохлады, Эвбулид поднял оба кувшина. Спотыкаясь в потемках, побрел к ручью. Руки ломило, ноги дрожали от вчерашней работы, дыхание
быстро пресеклось, хотелось
забросить кувшины в ближайшие кусты, сесть
и не думать ни о чем. Но голод упорно гнал и гнал его вперед.
Небо было усеяно высокими крупными звездами.
Казалось,
ничего не изменилось в мире — такое же небо с такими
же звездами было и над его родными Афинами. Но прыгающий перед глазами месяц,
заметно потолстевший со дня нумения, когда он виделся беспомощной — в
нитку - полоской, упрямо напоминал, что все
происшедшее с ним не сон, что десять
дней, равные по насыщенности событий целому году, навсегда отделили его от прежней жизни.
К утру пифос был наполовину заполнен водой.
Повеселевший, несмотря на страшную усталость, Эвбулид почти бежал к ручью с пустыми
кувшинами, но, возвратившись,
с ужасом обнаружил, что пифос пуст.
- Послушай, — обратился он к
пробегавшей мимо ключнице, — ты не видела, кто взял воду?
