Князь Илья не нашел,
что ответить на это, и, отвернувшись к стене, сделал вид, что спит.
2
Одно было у него
оправдание…
Дверь хлопнула раз…
другой…
Ушедшего холопа
сменила принесшая еду женщина. Она принялась убираться в порубе, снимать
паутину с углов, смахивать с икон легким перышком пыль… И при этом тихо-тихо
напевая:
Ах, весна, весна девичья,
Песней утренней зари
Ты придешь, и по обычаю,
Выйдут в поле косари.
Коси коса, пока роса,
Пока трава зеленая.
Терпи, краса, пока коса
Твоя не расплетенная!
Князь Илья положил кулак под щеку, чтобы лучше
было слышать, но то, что было в песне дальше, чуть не заставило закрыть ладонью
и второе ухо!
Ах, ты лето, лето бабье,
Ты пришло, да вот беда -
Половчанин срезал саблей
Мое счастье навсегда.
Женщина немного помолчала, словно глотая вместе
со слезами свое горе, и опять запела:
Ах, ты осень, темны ночки,
Слезы звездные не трать:
Вырастут за зиму дочки,
И начнется все опять!
Коси коса, пока роса,
Пока трава зеленая.
Терпи, краса, пока коса
Твоя не расплетенная!
Князь Илья, не
выдержав, резко повернулся и хрипло спросил:
- Что… и тут тоже я
виноват?…
- Нет! – медленно
покачала головой женщина. – Ты же ведь сам слышал – половцы…
- Но ведь и я
приводил их на Русь! – пленник, забывшись, стукнул себя обожженной рукой в
грудь и, застонав от боли, услышал:
- Не кори себя
понапрасну. Тех привел с собой совсем другой князь. Добрый, хороший. Он пытался
остановить поганых, не дать им совершить насилие в нашей веси. Но они кричали:
«Мы умираем за Русь, но полон – наша добыча!» Муж мой вступился за меня, и они
его – саблями, саблями…
Обхватив лицо
ладонями, женщина выскочила из поруба.
- Баба! – с
пренебрежением махнул ей рукой вслед охранник. – Чего с них взять? Ты бы
все-таки хоть немного поспал, князь. Силы-то тебе еще могут понадобиться!
Князь Илья понимающе
кивнул, но чем крепче он закрывал глаза, тем все дальше и дальше убегал от него
сон. А вместо него наоборот слышались боевые крики… ржание коней… звон оружия…
свист стрел… клятвенные братские обещания и проклятья обманутых им людей…
Виделся дым, огонь… И вереницы, вереницы уводимых в полон людей: женщин, детей,
мужчин… Ему даже вдруг на миг показалось, что он вспомнил лицо нынешнего
холопа, тогда еще полнолицего, румяного ремесленника из богатой веси. Или то
только пригрезилось?
