Первыми из сугроба
выползли женщины-подруги. Песня, вырвавшись на свободу, набрала было полный
голос… Но тут же под строгим взглядом деда Завида сникла и, словно напоминая
всем, что опасность, оказывается, еще не миновала, зазвучала еще тише, чем
из-под снега:
Дым пожарищ,
как туман-н-н-н…
Да
летает сытый вран-н-н!..
7
- Что?! – в ужасе
переспросил он. – Ты… уверен?
Как ни спешил дед
Завид скорее покинуть ставший опасным лес, как ни торопила его Милуша, а уйти
сразу не удалось. Он так разбросал по берендеевым чащам людей, чтобы хоть
кто-нибудь остался в живых, так строго наказал не откликаться ни на какой шум,
что малец сбился с ног, пока собрал всех вокруг деда Завида.
Одна старушка так и
осталась под сугробом. То ли задохнулась под ним. А может, смертный час ждал ее
именно здесь. В любом случае, дед Завид решил пока не трогать ее, а как все
успокоится, вернуться за ней и похоронить на кладбище по-христиански.
Малец, выполнив
первое поручение, даже не передохнув, бросился выполнять другое. Вскоре он
превратился в точку, а после и вовсе исчез из виду.
Вслед за ним
двинулись и остальные.
Смерть старого
человека – естественная вещь. Оставшиеся старушки с женщинами коротко
всплакнули. И дальше шли, уже радуясь, потому что и не чаяли увидеть этот
обратный путь.
Дед Завид, задетый за
молодые струнки памяти словами Онфима, на ходу рассказывал, как воевал в
отрядах нескольких князей, но больше всего - про Мономаха.
- Владимир
Всеволодович мог бы сейчас и Великим князем быть! – убежденно говорил он. – Да
не захотел нарушать завет, данный Ярославом Мудрым передавать главный стол не
от отца сыну, а старшему в роде. Уступил Киев Святополку. И правильно сделал.
Иначе вся Русь стала бы тогда Нежатиной Нивой.
В который раз поведав
про битву, в которой сошлись в страшной схватке сразу несколько князей, и двое
из них смертно легли на поле боя, а сам он потерял руку, дед Завид продолжал:
- Мономах всегда
знает, что делает. Боже, упаси ослушаться его когда! Ведь он, дай Бог памяти,
стал князем, когда был чуть старше Славки и вот уже лет сорок как князь. И
кровь в нем особая – с одной стороны Рюриковичей, а с другой - византийских
императоров!
- Дед, а что ты сам
все время делаешь то, за что нас ругаешь? – вдруг с лукавинкой спросила статная
женщина, подталкивая локтем худую.
