Славко решительно
встал и направился к соседней проруби, благо она была всего в двух десятках
шагов.
Как это, кому нужен
дед Завид? Хоть и одна у него рука, а десятка пар стоит! Все стога, что вдоль
дороги стоят – им накошены. Все отстроенные после очередного набега половцев
дома - тоже его рук, точней, руки – дело. Есть, правда, в веси еще один
мужчина, Милушин муж. Да его, как кузнеца, княжеский тиун вечно забирает
отрабатывать недоимки за всю Осиновку. Вот и сейчас он в Переяславле, а дед
Завид пытается свести концы с концами до начала весны.
Нет, нужен, нужен дед
Завид!
Только вот пошутил он
на этот раз или… нет?
«А хоть бы и
да!» - вдруг пришла неожиданная мысль, от которой Славко едва не выпустил из
рук мокрую, всю в ледяных колтунах, веревку. Как самому-то ему с пустыми руками
возвращаться? Ведь, не принеси он сегодня ничего – есть в веси совсем нечего!
Небось, уже чан поставили, воду греют и хоть на самую жидкую ушицу надеются,
его дожидаючись…
До самого вечера
бродил Славко по покрытому тяжелым снегом льду. Сам разве что в верши не лез,
чтобы найти там хоть одну рыбешку. Но ни в одной из них, кроме приманок из
старых конских копыт, не было ничего. Прямо хоть самому в рыбу превращайся!
Давно
отрозовела вечерняя заря за дальним лесом. Над ближней дубравой откружило,
каркая и бранясь, устраиваясь на ночлег, воронье. Все краски смешались,
потемнели и уже почти не отличались друг от друга.
Все верши проверил
Славко. Оставалась одна – самая дальняя.
За мостом, у
самого берега, где летом глубокая заводь, а зимой - прорубь, в которой проезжий
люд поит коней. До нее почти полверсты ходу. Ох, не хотелось идти туда Славке!
Но, для очистки совести, отправился он и к ней...
2
- Эге-ге-ей! –
радостно закричал он.
Когда Славко добрел
до последней проруби, окончательно наступила ночь. Промозглая, стылая, какие
бывают только в начале марта: еще по-зимнему морозная, но уже влажная, как
ранней весной. Самое пропащее время для того, чтобы задержаться и заночевать
где-то в пути.
Над самым
лесом появилась круглая луна. Она не столько осветила округу, сколько сделала
ее призрачно-непонятной и на каждом шагу, точно отмороженный палец, грозила ему
с неба.
Где-то вдалеке
послышался топот копыт небольшого отряда всадников. Человек десять-пятнадцать,
не больше.
Половцы?
Но Славко даже край
заячьего треуха поднимать не стал, чтобы прислушаться: откуда сейчас им тут
взяться? Время набегов прошло. Половцы давно в своих кочевых домах-вежах. Сидят
в теплых шатрах, подсчитывают доходы от продажи русских пленных, примеривают
чужие сапоги и шубы да ждут новой зимы, чтобы на откормленных за лето быстрых
конях новым набегом обжечь Русь.
