Прямо
из бассейна банщики перевели Криспа в небольшую комнату. Здесь, приятно щекоча
голову, над ним защелкал ножницами умелый цирюльник.
Потом
портной, придавая значение каждой складке, принялся облачать его в новую
одежду…
Наконец, помытый, постриженный и одетый по последней моде Крисп вышел в
прохладный вестибюль терм. Когда его подвели к большому бронзовому зеркалу, то
он не сразу узнал себя. На него глядел красивый стройный юноша с большими
серьезными глазами. Рядом с ним, в белоснежной тоге с красными всадническими
полосками, стоял как-то разом помолодевший отец.
Нежная
одежда приятно ласкала тело. Ароматные мази придавали легкость и свежесть.
Крисп шел и с изумлением замечал, что оказывается, в мире была и другая жизнь.
Она бурлила, кипела, радовала всех вокруг. И, может, прав отец – для чего-то
ведь дал её Бог людям?..
Единственным недостатком всего этого было только то, что оно почему-то не
насыщало его до конца…
Сам
Марцелл степенно вышагивал рядом, то и дело поправляя наградной браслет на руке
и знак принадлежности ко второму по значимости всадническому сословию – золотой
перстень на указательном пальце…
Они
выглядели так, что встречные прохожие почтительно расступались и кланялись,
уступая им дорогу.
Так они
дошли до огромного дворца из белого мрамора, перед которым стояли вооруженные
преторианцы.
Здесь
уже им пришлось пропускать вперед важных господ в сенаторских тогах и золоченых
доспехах.
Распорядитель пира отвел их почти в самый угол огромной залы. Место далеко не
самое почетное, но зато отсюда очень хорошо было видно круглое
возвышение-сцена, а самое главное - императорская ложа, вся утопавшая в пышных
цветочных гирляндах.
Немедленно к ним подбежали рабыни и надели на головы праздничные венки.
Помещение быстро заполнялось гостями.
Вскоре,
в сопровождении префекта претория Валериана, появился и сам император. Вместе с
ним был его младший сын, которого Крисп сразу узнал по изображениям на
серебряных монетах – цезарь Геренний Этруск. Это был болезненного вида юноша,
чуть старше Криспа, судя по скучаюшему взгляду, явно тяготившийся всеми этими
торжествами.
После
долгих оваций и криков гостей, славящих императора и цезаря, Деций произнес
короткую энергичную речь. Он заверил, что варвары, на войну с которыми он
отправляется, будут беспощадно отброшены, истреблены, проданы в рабство, и дал
знак распорядителю пира.
