— Зачем ты? — мама с упреком взглянула на папу и взяла Катьку на руки. — Не надо, Катюша, маленькая моя, хорошенькая моя. Обидели девочку.
— Не заступайся за нее, пусть ревет сколько влезет, — строго сказал папа. — Она сама виновата. Детей надо отучать от дурного.
Лучше бы он этого не говорил. Мама сразу вспомнила, что и меня надо отучать от дурного, и опять началось:
— В ванной кран не открывай — он протекает… Магнитофон не крути, опять испортишь, как тогда — уплатили пять рублей за ремонт… В буфет не лазить, слышишь? Там ничего вкусного нет… И смотри, на поезд не опоздай — папа уже телеграмму дал дяде Володе — он будет встречать…
Так продолжалось до тех пор, пока проводница не закричала в, коридоре:
— Провожающих, прошу выйти из вагона.
На перроне, в самую последнюю минуту, когда я уже считал, что все обошлось, мама стала, плача, обнимать и целовать меня так, будто мы не прощались, а, наоборот, встретились после трехлетней разлуки. Все смотрели в нашу сторону и улыбались — и проводница с желтым флажком в руке, и носатый железнодорожный милиционер в фуражке с малиновым околышком. Даже четверо развеселых дяденек за ресторанным столиком, — и те пялились на нас через широкое вокзальное окно.
Мне сразу стало, жарко, лоб покрылся испариной: другие краснеют, когда волнуются или когда им стыдно, а я потею. Почему маме обязательно нужно целоваться при всех? Чем хуже в купе?
Вот папа — совсем другое дело! Папа подал мне руку, тряхнул:
— Действуй!
Это, я понимаю, по-мужски!
Катьку из вагона не пустили, и она ревела в одиночку, прижавшись носом к окну в коридоре.
Наконец кончились мои муки. Поезд незаметно тронулся, провожающие сразу, заулыбались, замахали платочками обрадованно — видно, не одного меня истомили вокзальные страдания. Я тоже махнул разок, потом сунул руки в брюки и стал смотреть вслед поезду, пока он не затерялся среди множества других составов и путей.
И сразу почему-то стало грустно. Ведь я не увижу их долго, долго. Месяц, даже больше. Ни маму, ни папу, ни Катьку.
Я вспомнил, как они вот только сейчас, минуту назад, стояла за окном вагона, несчастная такая, вся зареванная.
Стало еще грустней. Я даже забыл, что мне предстояло. А ведь, наверное, во всем нашем городе не нашлось бы такого мальчишки, который не позавидовал бы мне.
Потому что…
Тут кто-кто как даст мне по плечу! Я сразу шарахнулся в сторону.
— А-а, испугался, Толян!
Колька Птичкин, из нашего класса пацан. Улыбается, довольный.
