Молодой человек в партикулярном оживился:
— Это еще как сказать. Разные у людей бывают пристрастия, знаю я одного… генерала, так он, при полном наличии в квартире всяческих удобств норовит отправлять нужду в дворовом туалете. А вы не поинтересовались, может, у мадемуазель тоже были предпочтения такого рода?
Уж гуще, кажется, и покраснеть нельзя, но Константин Аркадьич стал вовсе пунцовым.
— Как же я мог? — пробормотал он, — ведь дамы же!
Товарищ прокурора почесал подбородок.
— А вы, Константин Аркадьевич, с дамами не в фанты играете, вы убийство расследуете. Для полицейского, как и для врача, при исполнении ими обязанностей нет недозволенных тем. Но не будем отвлекаться.
— Вряд ли она шла в нужник, — сказал Константин Аркадьевич упрямо. — Тут вдоль дома дорожка проложена, из плитки, а возле жасминовых кустов фонарь на столбе каждый вечер вешают, чтобы зелень в темноте не топтали. А она поперек гряд шла, три следа явно видно. Да вы, ежели изволите, можете сами убедиться: я там городового поставил, чтобы следы не затоптали, и огород поливать не велел. Вот тут, — он нарисовал цепочку следов, — между грядами шла кухарка. Тут земля посуше, но след ясный, башмак уложился в след точно – я проверил. А Семен шел так: из сада и тоже ступал между грядами. И когда мамзелю в дом нес, тоже старался на зелень не наступать…
Акинфий Мефодьевич, семеня, подошел к столу и положил на стол два листа плотной веленевой бумаги: планы первого и второго этажей.
В первом этаже дачи имелись пять комнат. Одна большая, во всю ширину дома – от веранды к террасе; слева две узкие: та, что подлиннее – буфетная, из нее дверь с крылечком с двумя ступеньками вела в сторону летней кухни, куда проложена была дорожка, мощеная плиткой.
— А не на этом ли крылечке сидели наши Ромео с Джульеттой? — осведомился Георгий Глебович. — Тут им вроде бы безопаснее было бы, Семен больше с той стороны бродил.
Однако Акинфий Мефодьевич покачал головой:
— Нет, тут на ступеньке и одному тесно, а на крылечке столик стоит, шаткий, на нем самовар, на ступеньки сидючи его легко задеть можно, и перевернуть, и шуму не оберешься. И тут вид на конюшню, да на огород, да на летнюю кухню, в которой две бабы храпят. По молодому амурному делу им более вдохновительная обстановка надобна была, да и ступеньки на террасе шире. И малолетке этому, шибенику Костьке тут бы не спрятаться – разве что за кустами жасмина, но оттуда он бы ничего не углядел: ни как за руки держатся, ни как целуются… Нет, на террасе они сидели, а шибеник этот вот отсюдова, из-за туйки, за ними и подглядывал.
