— Прошу прощения за то, что не приехал раньше. Я велел отслужить обедню, — объяснил Людовик. — Надо было возблагодарить Бога за то, что я добрался сюда живым и невредимым.
— Вы, несомненно, находитесь под надежной охраной, — заметила я, бросив взгляд в сторону его телохранителей.
— На этом настоял мой отец вместе с аббатом Сюжером[15] — главным советником отца, который сопровождает меня по его повелению. Им приходится заботиться о моей безопасности в неспокойных краях.
Все это он сказал совершенно бесхитростно, хотя в его словах и был скрыт намек на слабое соблюдение законности в моих владениях. Я ожидала не такого ответа, но, конечно же, его отцу было о чем беспокоиться.
— Разумеется. — Я взмахнула рукой, указывая на столик с двумя низкими стульями, накрытый для нас в амбразуре окна. — Вот и вино, господин мой. Прошу вас, садитесь и чувствуйте себя как дома.
Мы сели. По моему знаку подошли слуги, налили нам вина, сняли салфетки с золотых блюд, полных цукатов и засахаренных слив. Людовик принял из моих рук чашу с вином.
— Выпьем за наш союз. — Я подняла свою чашу. — Пусть он окажется долгим и принесет добрые плоды на благо и Франции, и Аквитании. И сладким, как эти сливы в сахаре.
Я указала на блюдо.
— Для меня это было бы величайшим удовольствием.
Людовик пригубил немного и отставил чашу. От сластей отказался. Он не сводил взгляда с моего лица.
— Что случилось? — спросила я.
Мне очень не нравится, когда меня разглядывают так пристально.
Он покачал головой, став очень серьезным.
— Мне так повезло, даже не верится. Если бы мой брат был жив, то на вас женился бы он. Его несчастье обернулось удачей для меня. Таких красивых женщин, как вы, я даже не встречал. Как же мне вас не полюбить?
Я подавила невольно вырвавшийся смешок — ему явно не хватало практичности.
— Я вам глубоко признательна.
Невозможно было в ином тоне ответить на столь простодушное признание после десяти минут знакомства. Людовик не угадал моих мыслей.
— Я привез вам дары, госпожа моя, дабы выразить свое почтение. — Он жестом подозвал одного из своих слуг и велел открыть небольшой сундучок, оправленный в золото. — Мой отец счел это подходящим подарком для невесты.
Его отец счел…
Если я и испытала разочарование, то ничем его не выдала. Не показала, как отношусь к подобному выбору украшений для юной невесты. В сундучке свернулась кольцами тяжелая золотая цепь. Брошь-заколка для мантии. Тяжелые браслеты в том же стиле. Все это, вне всякого сомнения, очень дорогое, украшенное великолепными неограненными камнями величиной с голубиное яйцо, но слишком тяжелое, годное для мужчины едва ли не больше, чем для женщины. И чувствовалось в этих украшениях что-то северное, они были лишены той тонкости, изящества форм, к которым я привыкла. А золотые цепи, подумалось мне, нужны, чтобы приковать меня к этому браку. Я быстренько задушила эту мысль и выразила принцу благодарность.
