На поясе не было меча. Герцоги Аквитанские никогда не снимали меч, разве что в опочивальне. Да и там — только по настоянию дам, деливших с ними ложе.
Как же мог наследник французского престола не носить меч, главный символ власти?
Я слегка поджала губы, не переставая улыбаться — нельзя же придираться ко всему. Итак, он не склонен к хвастовству, не любит выставлять себя напоказ. Ну, как мужчину это его ничуть не унижало. Да и возможно, что французский принц не видел смысла подчеркивать свое положение, вооружаясь мечом и кинжалом в день встречи с нареченной невестой. Но вот лицо и руки у него были бледными, не обветренными и не загорелыми. На руке, державшей мои пальцы, не было мозолей ни от меча, ни от щита, ни даже от конских поводьев. Воином, бойцом он точно не был. Ни единая черта не указывала на то, что он водил войска под солнцем и дождями.
Видно было и то, что он никак не может найти, что сказать мне. Последовало короткое неловкое молчание. А потом я его нарушила:
— Я с нетерпением ждала этой минуты, минуты нашей первой встречи, господин мой.
Людовик зарделся, и его белая кожа стала походить на раннюю розу. Я видела, как судорожно сжалось от волнения его горло.
— Госпожа! Я наслышан о вашей красоте. Молва не обманула меня. Ваши глаза прекрасны и удивительны, как… как изумруды.
Румянец на щеках стал гуще. В его глазах я увидела свое отражение и поняла, что он влюбился в меня. Но не по этой же причине меня окатила волна приятного удивления, такая, что даже волоски на затылке зашевелились! Ой…
Он произнес свои комплименты не на латыни!
Какое внимание проявил ко мне этот человек, а я поначалу даже не сообразила! Ему ведь стоило немалого труда выучить хотя бы несколько слов на моем родном языке, нашем южном langue d’oc[13], официальном языке Аквитании, тогда как у себя во франкском королевстве Людовик привык говорить на langue d’oeil[14].
— Вы оказываете мне честь, — пробормотала я, не в силах скрыть сильного удивления.
— Я очень старался. Путешествуя сюда, заучивал фразы, — признался он, мягко рассмеявшись. — Но говорить я пока могу не много. Может быть, мы лучше вернемся к латыни? Да укрепит Господь Бог ваше здоровье, госпожа моя!
И мы плавно перешли снова на латынь, потому что иного выхода не было, но сам жест я оценила.
Людовик снова поцеловал мои пальцы, потом поцеловал в обе щеки, обдав целым облаком отличных духов. Его губы нежно прикасались к моей коже. Значит, он перед тем, как явиться ко мне, вымылся и надушился. Мне стало еще приятнее.
