Почему отец медлит с выездом в запретное? Уже отгуливается сельдь, уходит в море, начинает в заповедных кутах жировать сазан, — пора бы пощупать заросшие цепкими водорослями ерики и ямы… Кто-то теперь гуляет в запретных ериках, кто-то, крадучись как вор, шныряет в Забойном, в Дворянке, в Среднем, в Татарском, а он, Аниська, отсиживается как загнанный сурок, ждет не зная чего.
Аниська вскочил. Вспугнутые шумом взмыли кверху утки. Аниська проследил за ними мятежным взглядом, будто желая улететь с ними в прохладную синеву займищ.
Разметывая хлесткую осоку, оступаясь на промоинах, он побежал в сторону хутора. Нетерпение подстегивало его. Скорее побежать к отцу, уговорить его завтра же ехать в запретное, ехать самим, если не согласятся Панфил и Илья!
Знакомый заливистый свист разорвал тишину. Аниська присел. Со стороны хутора, прыгая через кочки, бежал Васька.
Чуть не столкнувшись с товарищем, он выругался, тяжко дыша:
— Ты, Анися-разбойник, куда забрался! Да ты чего? Никак сказился… Пусти!
Обнимая друга, Аниська упрекал:
— Тоже — приятель. Докуда ждать тебя?
— Батька делами задержал, насилу вырвался, — оправдывался Васька.
Распотрошив узелок, принесенный другом, Аниська набросился на еду.
— Говори про новости, покуда повечеряю, — сказал он, набивая рот хлебом и вяленой рыбой.
Васька пугливо ежился, поглядывая на вздымавшуюся с юга чугунно-черную тучу, просил:
— Едем-ка лучше, парнище, в хутор, гляди, какая страхота заходит.
— Нет, ты скажи сначала, как прасол? — не унимался Аниська, — Я туг до того умаялся, что надумал своего батьку уговорить, чтобы завтра же в запретное ехать. До каких пор мы будем вот так нужду тянуть.
— Поперед батька в пекло хочешь лезть… Ишь ты!
Беспрестанно озираясь на тучу, Васька продолжал торопливо:
— Они уже и без нас сговорились. Сейчас сидят у нас и хлещут водку. Пропивают селедку. А на вечерок прибился к нам Андрей Семенец, подвыпил и говорит: «Честные вы люди, а Шарап с прасолом мошенники. Я, говорит, ими манежу, они в моих руках», — и селедку нашу забрал. «Я, говорит, был батраком и батраком останусь и своих рыбалок всегда поддержу. А прасольских денег, говорит, мне не жалко», — и без всяких уплатил за селедку. А потом подозвал твоего батьку и говорит: «Хочешь дуб заиметь? Завтра же доставлю деньги под кредит, да так, что и прасол не узнает…»
— Ну и что? Согласился отец? — спросил Аниська, перестав жевать.
— Мнется, побаивается вроде…
Аниська сорвал картуз, шлепнул им по коленке.
