— Она, оказывается, партизанка. Слышь, Федор?
— Ну и что?
— Была ранена.
— Подумаешь! Будто одна наша судья воевала. Между прочим, с ней рядом заседатель — так у него в три ряда наградные планки. Пошли. Бог с ней.
Они отнесли свои кружки и отправились в гостиницу.
Еще несколько дней назад Алексей не понимал, почему Градова так дотошно интересовалась его военной биографией. Это казалось ему странной придиркой, а теперь он успокоился, оттого что узнал — она сама партизанила, натерпелась горя и, видно, растеряла фронтовых друзей. Может быть, надеялась через него найти товарищей? Это понять можно.
В гостинице Щербак и Каныгин поужинали, а потом улеглись и молчали, только скрипели пружины, когда кто-нибудь из них ворочался.
Непривычно громко и часто зазвонил телефон.
Каныгин снял трубку.
— Здоров, Родион Васильевич. Здесь он. Подойдет сейчас, — и подозвал Щербака: — Тебя, Фомич, Пашков спрашивает. Видать, беспокоится кадровик.
— Откуда звонишь? — спросил Алексей Фомич.
— С нашей почты. Тут Люба — почтарка — тебе поклон передает.
— И ей от меня привет.
— Что у вас? — спросил Пашков. — Какие дела?
— Как тебе сказать? Ну, одним словом, суд идет. Аж в две смены. Веселого мало, конечно. Устал. Алло! Алло! — В трубке раздались гудки. — Прервали нас, — сообщил он Каныгину.
— Цельный день не везет. Факт, — вздохнул Федор Степанович.
А в этот вечерний час Градова с членами суда сидела в совещательной комнате. Она кратко, не вдаваясь в особые подробности, высказала коллегам обстоятельства, препятствующие ее дальнейшему участию в процессе.
Заседатели были склонны согласиться с доводами Марии Сергеевны и, как ей показалось, хотели поддержать ее просьбу. Она начала писать протокол, чтобы все оформить как положено.
Клинков вдруг спросил:
— А как вас вывезли, Мария Сергеевна?
— Другой летчик спас.
— Все же летчик? — подчеркнул Ларин.
— Да. Смолин. Он сейчас в Аэрофлоте.
— А знаете, я бы тоже вас не взял, — задумчиво сказал Ларин.
— Отчего же?
— Я удивляюсь: как партизанский врач мог вас отпустить? Вам оказали первую помощь?
— Он был убит в бою.
— Вас нельзя было транспортировать. Заявляю вам как хирург. Это все равно что везти вас на кладбище.
— А оставить тяжелораненую на руках отступающих партизан?
— Какого числа Смолин вас вывез? — спросил Клинков. — Может, вы помните, Мария Сергеевна?
— Девятнадцатого меня оперировали — это я помню из выписки. Значит, восемнадцатого. Да, восемнадцатого!
— А что, если этот Леший не мог вас взять по техническим причинам? — предположил Клинков.
