— Потерь нет? — выглянув из окопа, спросил комиссар.
— Нет! — бодро ответил Юшков. — Отбой! — крикнул он, первым выскочив из окопа.
Комиссар, усевшись на бруствер окопа, открыл полевую сумку, достал из нее газеты и две тоненькие книжечки с надписью на обложке: «Устав ВКП(б)».
— Юшков, ко мне! — позвал он.
— Я вас слушаю, товарищ батальонный комиссар!
— Вот эти газеты отдашь вашему командиру взвода, когда он вернется с КП. А книжечка эта для тебя. Ты еще под Тернополем говорил со мной об этом.
— Спасибо, что не забыли, товарищ комиссар, — обрадованно сказал Юшков, беря книжечку.
— Сычева! — крикнул опять комиссар.
Подбежала и я.
— С какого года в комсомоле?
Мне вспомнилось детство, школа, пионерский отряд, залитая светом школьная сцена. Посредине большое красное знамя, на котором вышит золотыми нитками большой значок «КИМ». От этих воспоминаний стало легко и радостно. Улыбнулась и ответила:
— С пионерского возраста, товарищ батальонный комиссар.
— Так вот, ты просила написать тебе рекомендацию. Я не забыл. Почитай и запомни крепко, о чем здесь пишется, а потом посмотрим.
Я взяла книжечку и хотела отойти, но комиссар спросил:
— От Жернева писем нет?
— Нет, ничего не получала, — тихо ответила я. — Он ведь нашей полевой почты не знает…
Увидев, как помрачнело мое лицо, комиссар сказал:
— Ничего, напишет… Еще и повоюете вместе. — Потом продолжал: — Евдокимов прислал письмо, пишет, что уже скоро вернется, рана заживает. Передает привет Сычевой.
— Спасибо, — ответила я.
Подошел связной:
— Товарищ батальонный комиссар, вас ждет командир полка!
— Готовьтесь, — сказал комиссар, указав на книжки, и быстро ушел.
Почти беспрерывно налетали фашистские самолеты, то и дело приходилось прятаться в окоп.
Когда самолеты улетали, бойцы выходили на опушку леса и смотрели на пролегавшую в стороне шоссейную дорогу. Днем по ней двигались сначала тыловые части, повозки и машины с продуктами, а к вечеру, когда стало темнеть, Киевское шоссе забурлило. Народ уходил от оккупантов, бросая родные дома. Волы, коровы, лошади, впряженные в перегруженные повозки, с трудом тащили узлы, мешки с продуктами, сверху на вещах сидели старики и дети.
Вместе с гражданским населением отступали раненые, способные ходить, — запыленные, с измученными лицами, с кровью, выступившей на белых повязках. Пробегали одна за другой машины с тяжелоранеными.
Под утро земля задрожала под колесами тяжелых дальнобойных пушек, их тянули миролюбивые хлеборобы-трактора. Пушки свернули за наш лесок. За ними отступали танки, шла утомленная пехота.
