Луна и кузнечики | страница 34

— Дайте нам поесть.

Глаза у бабы забегали. Она даже улыбнулась:

— Ну уж, если вы очень проголодались, чего-нибудь отыщем.

Минуту спустя на столе появилась соленая рыба и вареный картофель.

Баба засыпала нас вопросами. Узнав, что я из Вильнюса, она подошла поближе и осведомилась, не знаю ли я, почем в Вильнюсе яйца. В этот момент губы ее улыбались так ласково, будто по ним текло топленое масло.

— Не знаю, — ответил я, обсасывая хвост соленого окуня. — Яйца люблю в готовом виде… вареные.

Я взглянул на стену, которая вся была увешана иконами. Один бородатый угодник указывал пальцем на пламенеющее, засиженное мухами сердце, словно сам удивлялся, отчего оно такое большое, прямо как лошадиное, и мало того — еще горит!

Когда я опустил глаза, на столе денег уже не было. Толстуха успела ловко сунуть их в карман своего фартука.

Вместо одеяла мы получили старый широкополый тулуп. Рыбак куда-то исчез, поэтому на сеновал нас повела его жена.

— На ночь пса с цепи спустим, — сказала она. — С сеновала ни на шаг, а то укусит!

Мы свернулись на сене под тяжелым тулупом.

Сквозь дыру в крыше я видел клочок ночного неба. На этом клочке, как основательно истертая пуговица моей рубахи, сверкала звезда. Пахло сеном.

— Витас…

Я приподнял голову.

— …ты никому не рассказывай…

— Про что?

— Про того мужчину, которого мы на острове видели. Ты чуть было рыбаку не проболтался. (В голосе Джюгаса я услышал упрек.) А мы лучше помолчим. Только Вилюсу расскажем. Неизвестно, что это за человек. Может, убийца какой-нибудь!

Я долго ворочался на сене, не в силах уснуть. Проклятая рыба! До чего же она была соленая! Во рту у меня пересохло, язык стал как деревянный. Пожевал травинку — не помогает.

Я слез с сена, тихонько приоткрыл дверь сарая и засеменил к колодцу. Там в ведре оставался глоток холодной воды. Встав на колени, я наклонил ведро, сунул туда голову, и в рот мне полилась удивительная на вкус влага.

Луна еще не появлялась. Двор тонул в темноте. Где-то неподалеку, в болоте, квакали лягушки.

Я стал осматриваться, втягивая в легкие живительный ночной воздух. Справа чернеет лес, а там, где светлое пятно, — озеро: слышно, как оттуда доносится кряканье диких уток.

Передо мной клеть. Но почему там горит свет?

«Загляну в окошко, — решил я, подкрадываясь поближе к стенке. — Интересно, что там внутри?»

В каморке кто-то разговаривал. Я влез на колоду и заглянул в запыленное окошко. Сначала ничего не мог разобрать, но потом мои глаза привыкли к свету.