Митрофаныч замолчал. Я сидел и ждал продолжения рассказа. Действительно – ситуации чем-то похожи. Как тогда пришлось отступать Митрофанычу перед превосходящими силами противника, так и мы отступили перед эсэсовцами. И тогда тот подпоручик остался сам прикрывать отход своих, и Семен с Филиппом пожертвовали собой, чтобы дать нам время укрыться в лесу…
— А ночью те бандиты порешили всех пятерых, — ожил, наконец, Митрофаныч. — Не знаю уж как они там нарвались, а вскоре после их ухода в селе стрельба поднялась. И никто не вернулся. Понимаешь, Алексий? Евстахий Федорович – он хороший мужик был и настоящий офицер. Да только, пытаясь спасти его одного, я потерял пять человек и его самого не спас. Вот так оно…
— Митрофаныч, послушай… — я понимал, что старик прав, но никак не мог смириться с этим.
— Алексий, я тебя понимаю. По-человечески – понимаю, — грустно сказал Митрофаныч. — Но ты же как командир думай! Я отвечаю за этих людей. И ты отвечаешь. Ты потерял уже того парня. А не выйдет твоя затея – скольких еще потеряешь? И ведь те солдаты, кого ты возьмешь с собой – они шо, хуже того, кого вызволять будут? Так и получается – спасая одну жизнь ты рискуешь еще несколькими. Понял?
— Понял, командир, — тихо ответил я. — Только, нехорошо мне от этого… понимания.
— А мне, думаешь, хорошо? — покачал головой Митрофаныч. — Война – она ведь такая. На войне никому хорошо не может быть…
Уходя от Митрофаныча я все вспоминал его слова. Прав он. Полностью, на все сто процентов – прав. Я ведь и сам там, в будущем, не раз размышлял на подобные темы. Не раз качал головой, дивясь нелогичности, к примеру, американцев в фильмах. Взять хотя бы "Спасти рядового Райана". Сколько человек там погибло только для того, чтобы найти и вытащить с фронта одного-единственного пацана? Я и не помню точно уже… Помню только сам факт, что думал на эту тему. Диким и нелогичным казался мне размен одной жизни на несколько. А теперь… Теперь мне просто головой о ближайшее дерево биться хочется из-за того, что мне самому не позволяют поступить так – нелогично. Ведь прикрыли нас Филипп и Семен. Жизни, считай, за нас положили. И кто-то из них жив, кого-то, может быть, еще можно спасти. Хоть и продлилось наше знакомство так недолго, но они пожертвовали собой ради меня! А я… Я готов пожертвовать собой. А вон тем, к примеру, пацаном, которому и семнадцать вряд ли есть? Или тем усатым дядькой, который довольно пыхтит самокруткой?
