— О них, — я собрал волю в кулак и кивнул.
— Ох, сынку… — бабушка поставила на стол глиняную миску с парой мелких кусочков хлеба, кувшин, и тоже присела, подперев сморщенное лицо руками. — Люды говорять, шо там багато германив полягло. Зли воны тогда булы – шо твои пси… Зибралы всих перед церквою, та все пыталы, хто вночи по ных стриляв. Офицер у ных там був – високий такый – то вин потриляты всих грозыв…
— А вы что? — спросил я. — Ну, люди, что отвечали?
— А шо люды скажуть? Хто вас бачыв – так и говорылы. Що прыйшлы полицаи якись, зайшлы до старосты…
Не зря, значит, я весь этот спектакль разыгрывал! На душе аж полегчало. Честно говоря, не ожидал, что здесь СС окажется… Знал бы – черта с два я сюда вообще бы сунулся. Единственное, что хоть как-то успокаивает – если бы не тот маскарад, то вполне мог бы, вернувшись сейчас, застать здесь груду пепла с обгоревшими трупами. С "электриков" станется… А так, удачно обратил все подозрения на полицаев. Пусть теперь немцы этих шакалов прессуют, отфильтровывают от подонков еще больших подонков…
— …а хлопцив твоих забралы, — голос Кожешихи вывел меня из раздумий. — Одын ще жывый був…
— Кто? — встрепенулся я и чуть не забыл, что говорить следует тихо.
— Та я як знаю?
— Куда их увезли? — я даже подался вперед, чуть не завалив, и без того держащийся только на честном слове, стол.
— Та я ж кажу, як германы пойихалы, то, пид вечир вжэ, полицаи прийшлы. То воны тых двох – и мертвого, и того, що жывый – на воза поклалы та кудысь на Тучин пойихалы.
— Спасибо вам, бабушка Кожешиха! — я поднялся из-за стола. Задерживаться здесь смысла уже нет – больше, чем уже узнал, я уже не выспрошу. Главное – хоть один из ребят жив! Хотя, мелькнула мысль, возможно, для него было бы лучше умереть… Но эту мысль я быстро загнал поглубже и улыбнулся бабушке. — Спасибо вам!
— То куды ты? — всплеснула она руками и придвинула ко мне миску со скудным угощением. — Хлиба пойиж, сынку!
— Я бы поел, бабушка… — нехорошо обижать старушку, но объедать ее… — Только мне до рассвета еще много пройти надо.
Когда я стоял уже на пороге, Кожешиха вдруг прекратила сокрушаться о том, что впервые из ее дома гость не накормленный уходит, и сказала:
— Ты, сынку, сюды нэ прыходь бильше. Одын з полицаив, сама чула, казав, шо скоро якись "эйнзацы" прыйидуть и гарячэ партизанам будэ…
Я застыл как вкопанный. Айнзатцкоманда? Сюда?!! Да они, первым же делом, перевешают тут всех, без разбору – имеет человек какое-то отношение к партизанам или нет! И им ведь абсолютно без разницы – выдавали мы себя за полицаев или нет. Даже спрашивать не будут! А чего ты ожидал после своих художеств? — спросил я сам себя. Ведь и так здесь охота на партизан объявлена. Лес прочесывают… Эсэсовцев, вон, подогнали… Кстати, а сами те эсэсовцы, которых мы постреляли, не из айнзатцкоманды? Впрочем, какая уже разница?
