— Мы ничего для вас не пожалеем, родные казаки, — передавая указание атамана, заверяли представителей сиромы вездесущие чиновники Кордовский и Гулик. — Идите в цейхгауз и там получите новое обмундирование.
Посовещавшись со спутниками, Федор Дикун сказал:
— Пошли, хлопцы, на примерку.
А в цейхгаузе их уже ждали. Опять же, с особой инструкцией: Дикуна и Шмалько одеть и обуть наилучшим образом, остальных — поскромнее.
Сбросил там Федор свои обноски, облачился в платье тонкой шерсти, накинул на плечи свиту синего сукна, а поверх нее красный кафтан из такой же ткани, да добавил к тому шаровары красного сукна с позументами и сапоги красного сафьяна, затянул на себе полушалевый пояс — и, батюшки светы, превратился он в истинного красавца, настоящего казацкого атамана. Недоставало лишь традиционного оселедца на голове, зато ее прекрасно украшал темно — русый волнистый чуб.
Подойдя к стояку вблизи зарешеченного оконца с прикрепленным на нем треснутым зеркальцем, глянул в него и сам себя не узнал: до чего преобразился. Скупо подумал: не зря говорят, что пень наряди — и тот в царском облике предстанет. У него же ко всем данным имелись молодость, приятная внешность, которые еще больше подчеркивали притягательную силу своего обладателя.
Осипу Шмалько было выдано такое же обмундирование, как и Дикуну, с той разницей, что свита ему досталась зеленого сукна. Тот же набор одежды и обуви, не намного ниже качеством, получили и остальные члены делегации. Всем им выдали шапки из курчавого барашкового смушка, шелковые нитки, шнурки, нитки и иголки, ладанки с образами святых и другие принадлежности. Общие расходы на вещевое довольствие делегатов, точнее — обвиняемых в бунте — составили четыре тысячи рублей, эта сумма была зафиксирована в специальной ведомости.
В дальнюю дорогу отправлялись далеко не все те зачинщики смуты, которые фигурировали в первоначальном списке. Численно их было 25, теперь стало — 14. И пофамильно произошли немалые метаморфозы. Лишь четверо: Дикун, Шмалько, Собокарь и Половый — участники персидского похода — назывались неизменно. Из принимавших же участие в бунте «городовых» и куренных казаков в окончательный список попали самые непримиримые, кого заприметил лично сам Котляревский и его ближайшие соглядатаи. Непримиримыми и недовольными их заставляли быть угнетенное положение, бедность, бесчисленные тяготы. Одни в походе, другие дома и на кордонной службе впали в беспросветную нужду, что и привело их к открытому возмущению.
