— Вы обвиняете меня в… — Она оборвала себя на полуслове, и губы ее сжались в прямую сердитую линию. — Ну, что бы то ни было… в чем-то вы меня все-таки обвиняете. — И когда он было решил, что она уже сдалась, решительно закончила: — Только никак не пойму, в чем именно.
— Я вас ни в чем не обвиняю, — покачал головой он. — Я просто напоминаю, что вы хотели поцелуя и я откликнулся на это и…
И что? Что он хотел ей сказать? И куда делся его рассудок? Он не мог додумать целую фразу… тем более выговорить ее.
— Я мог бы воспользоваться этой ситуацией, — чопорно произнес наконец он, пытаясь оправдаться. Господи… это звучит как проповедь.
— А вы утверждаете, что не воспользовались?
Неужели возможно, чтобы она была такой наивной?! Он наклонился к ней, вперев глаза в ее зрачки.
— Вы понятия не имеете, каким множеством способов я не воспользовался по отношению к вам, — объявил он с гордостью. — Что только я мог бы с вами сделать. Сколько…
— Что именно? — резко проговорила она. — Выражайтесь яснее. Он придержал язык, а вернее, прикусил его. Не мог же он в самом деле поведать ей, сколькими способами он мог ею воспользоваться.
Ею. Этой мисс Незнакомкой.
И все-таки его явно куда-то заносит.
— О Господи! Ради всего святого! — услышал он свой голос. — Как, в конце концов, вас зовут?
— Я понимаю, что вы просто жаждете это узнать, — фыркнула она.
— И все-таки? — отрезал он.
— Раньше, чем вы назовете свое?
Он выдохнул полной грудью и подумал, что рассудок определенно изменил ему в этот вечер.
— Это мне кажется, или еще десять минут назад мы с вами разговаривали как цивилизованные, вполне светские люди?
Она открыла рот, чтобы заговорить, но он ей это не позволил.
— Нет-нет, — продолжал он, возможно, слишком поспешно, — это был более чем вежливый разговор. Я мог бы назвать его даже приятным.
Ее взгляд смягчился, но не настолько, чтобы он счел ее послушной — даже и близко это не походило на нечто подобное, но все же она смягчилась.
— Я не должна была просить вас поцеловать меня, — сказала она. — Так не поступают приличные девушки.
Но он обратил внимание на то, что она за это не извинилась. И еще заметил, что он очень этому рад.
— Вы, конечно, понимаете, — тихо продолжала она, — что гораздо важнее мне узнать, кто вы, чем наоборот.
Он опустил глаза на свои руки. Они не были сжаты в кулаки или скрючены в когтистые лапы. Руки обычно выдают людей. Они напрягаются, они трясутся, они вцепляются друг в друга, словно могут каким-то невероятным волшебством спастись от свалившейся на них злой напасти.
