Десять причин для любви | страница 40



Это было бы восхитительно смешно. В свете принято так шутить.

Но невозможно так себя вести, сопровождая незамужнюю леди.

— Они почти наверняка уже ушли, — промолвил он, приближаясь к разрыву в живой изгороди и осторожно выглядывая в сад. Обернувшись назад, он добавил: — А если нет, им точно так же не захочется быть обнаруженными. Нагните голову и смело ступайте вперед.

— У вас, кажется, большой опыт в подобных делах, — заявила она.

— Не буду хвастаться, — улыбнулся он. — Но и дилетантом себя не считаю.

— Понятно. — Ее подбородок напрягся, и он заподозрил, что если б находился ближе, услышал бы, как скрипнули ее зубы. — Как мне повезло! — продолжила она. — Меня обучал мастер своего дела.

— Видимо, вы везучая…

— Вы считаете это комплиментом?

— Простите, — ответил он. — Ляпнул не подумав.

Ее рот полуоткрылся, и Себастьян готов был стукнуть себя. Она хорошо скрыла потрясение, явно была молодой женщиной с быстрой реакцией, но прежде чем удивление на ее лице сменилось возмущением, он заметил вспышку искренней обиды.

— Что я, собственно, имел в виду, — начал он, еле сдерживая потребность застонать. — Это что когда я… Нет, когда вы…

Она выжидающе смотрела на него. А он понятия не имел, что сказать. Стоя растерянно, как идиот, он осознал, что существовало по крайней мере десять причин, по которым эта ситуация была совершенно неприемлемой.

Во-первых, он не знал, что сказать. И это было нелепо, потому что, во-вторых, он всегда знал, что сказать, и, в-третьих, особенно женщинам.

В-четвертых, с ним трудно было сравниться в словесной легкости. В-пятых, он никогда в жизни не обижал женщину, разве что она этого заслуживала, но в данном случае, в-шестых, эта женщина ничего подобного не заслужила. И это означало, что, в-седьмых, ему нужно было извиниться, но, в-восьмых, он понятия не имел, как это сделать.

Готовность извиняться зависит от склонности веста себя так, что это требует извинений. А он никогда так себя не вел, считая себя истинным джентльменом. Это была одна из его особенностей, которой он невероятно гордился.

В-девятых, он понятия не имел, что говорить, и, в-десятых, что-то при общении с этой девушкой делало его абсолютным дураком.

Дураком!

Каким образом человечество выносит такую ситуацию, как неловкое молчание перед лицом женщины? Себастьян находил это невыносимым.

— Вы просили меня поцеловать вас, — сказал он. Это было не первое, что пришло ему в голову, скорее второе.

От ее возмущенного «Ах!» — его силы хватило бы, чтобы повернуть прилив, — у него возникло ощущение, что лучше бы ему было дождаться седьмого соображения.