Итак, это сон, моя маленькая,
Итак, это сон, моя милая:
Двоим нам приснившийся сон...
— Вот ведь каких людей удалось большевикам обмануть, — помолчав после изумительного стихотворения, сказал мой новый знакомый. — Как, наверно, горько было умирать Блоку и Брюсову, разочаровавшись в революции...
А на экране уже улыбались и плясали счастливые колхозники, и я вспоминал: «Если бы в нашем колхозе знали, что в тюрьме кажинный день хлеб да сахар дают — все бы сюда пришли сами!»
Мы вышли после кино на морозный воздух и услышали, как на вышках солдат передавал пост другому солдату:
— Пост охраны врагов народа сдал!
— Пост охраны врагов народа принял!
Мы вошли в барак: лязгнули засовы, закрылись замки, снаружи молотками постучали надзиратели по решеткам на окнах, и мой первый, особый день в лагере, как я считал, был окончен.
Но не тут-то было! Не успели мы как следует заснуть, как загремели засовы и ввалилась толпа надзирателей: «Вставай! поверка!» Значит, где-то у них не сошелся счет. И безропотные, привыкшие уже ко всему люди, выстроились посреди барака, а солдаты начали отсчитывать пятерки, перегоняя людей из одной половины барака в другую. Но и это, наконец, кончилось. Мы опять легли, и я скоро уснул.
Проснулся я от света и шума: кто-то топал сапогами по проходу и орал. Я поднялся на нарах и сел, еще ничего не понимая. И тут же ко мне подскочил надзиратель, узбек или казах:
— Ты кому не спишь? — орал он. — Ты кому ждешь? Ты Эйзенхауэру ждешь, ты Эйзенхауэру не спишь?! Собирайся в карцер!
И поволокли раба Божия в тот карцер, из которого я утром вышел... Забыли меня предупредить новые знакомые, что надзиратели ночью специально с шумом врываются в бараки, и если кто-то поднимается с нар, его хватают и ведут в карцер: ведь тот, кто не спит, может быть, готовит побег...
Начался мой лагерный опыт.
Эта камера карцера была большой и набитой людьми: не меньше 20 человек лежало вповалку на трехэтажных нарах. Я влез наверх, кто-то молча подвинулся, я лег на новое место в третий раз за сутки. Единственное спасение — сон. В лагере отсутствие сна — сумасшествие, болезни, смерть. Надо уметь отключиться, уйти в спасительную бездну, в провал сна. Так я и делал — инстинктивно я чувствовал, что не надо думать, надо спать.
Утро началось с грохота ключа по металлу двери: «подъем!» — и в полутьме на нарах показались серые лица моих новых сожителей. Рядом со мной сел, протирая глаза, высокий худощавый юноша с сильно удлиненным лицом и широко разлетевшимися бровями на скуластом лице с высоченным лбом.
