Мы стояли у ворот, а поодаль столпились заключенные — к нам не подпускали: мы еще не прошли здешнего шмона. Характерно, что конвой нигде не доверяет предыдущему конвою: в тюрьме при выходе обыскали, при посадке в вагон — опять обыск, выходишь из вагона — обыск, подвезли к пересылке — обыск, выпускают на этап — обыск, принимает конвой — обыск, идут люди на работу — обыск, возвращаются с этим же конвоем — обыск при входе в лагерь. Вначале это поражает и страшно раздражает, так как каждый раз грязные руки роются в твоих вещах, выворачивают твои карманы, мерзко ощупывают твое тело. И попробуй только сказать слово: тут же тебя разденут прямо на морозе догола и обыщут с тройной тщательностью. Особенно придирчиво обыскивают блатных: боятся ножей. И, действительно, воры провозят ножи, пряча их умно и с выдумкой. Прячут в стволе костыля у инвалида, в двойных стенках деревянных чемоданов. Видел я однажды, как вынули нож, аккуратно забинтованный в тряпки, из... заднего прохода. Поэтому я уже не удивлялся, когда воров обыскивали особо тщательно. Но как-то на этапе конвой придрался к какому-то одетому в рваный бушлат пожилому человеку:
— Эй, ты, мужик, раздевайся догола!
Послышались возражения, но конвой кричал:
— Давай, давай, скидывай все — я что, не вижу, у тебя на руке вона какая штука выколота! Верно, мегерам с Колымы! Скидавай все!
И действительно: на руке заключенного видна была цветная татуировка. К нему подошли еще надзиратели, и он был раздет догола: вокруг всего тела была вытатуирована обвившаяся цветная змея. Надзиратели и блатные в восторге обменивались мнениями. Подошел офицер, вынул дело голого арестанта и, посмотрев, коротко бросил: «одевайтесь!» — этот татуированный оборванец был Кузнецов — адмирал советского военного флота, кажется, дважды Герой Советского Союза. Блатной...
Для обыска нас повели в отдельно стоящий в углу зоны барак, отгороженный забором от остальной части лагеря: БУР — барак усиленного режима, а в просторечьи — карцер, или «кондей», «трюм». Туда сажают провинившихся: на день, два, или на месяц — на 300 граммов хлеба и воду. Внутри барак разделен на камеры: «маленькая тюрьма в большой тюрьме». После обыска меня, Цатурова, какого-то блатного с нестриженной копной волос (хиппи, как видите, ничего не изобрели, перестав стричь волосы!) и какого-то казаха-инженера отделили почему-то от всей группы и посадили в камеру. Мы начали возмущаться, требовать начальство, но ничто не помогло: мы остались в новогодний вечер в крохотной камере, без надежды увидеть новых людей и лагерь. При раздаче ужина кто-то кинул нам в «кормушку» пакет: десяток печений и несколько кусочков сахара — какая-то добрая товарищеская душа поздравляла нас с Новым Годом! И мы решили: надо отметить его наступление! Для этого мы оставили в кружках, не выпив, принесенный нам на ужин желудевый кофе и печенье, которое прислали нам неизвестные друзья. Часов, чтобы узнать о наступлении полуночи, у нас не было — все личные вещи забираются, а ценные конфискуются в пользу главного грабителя — государства. Мы подозвали часового, стоящего в коридоре, и попросили его:
