Я понял, что схожу с ума и надо что-то срочно делать — это осознавалось ясно. Я вызвал врача. Пришла пожилая женщина в белом халате. Выслушала меня, сказала, чтобы я поменьше думал и ушла. И вдруг меня осенило: а что если специально сводят с ума? И я начал искать, откуда могут проецировать эти туманные картины. И нашел. Я снял куртку и начал ею закрывать пространство. На уровне головы это не помогало, но когда я поднял куртку вверх на вытянутых руках, картины исчезли: проекция шла откуда-то из-под потолка! Я страшно обрадовался и успокоился. Потом подошел к двери, вызвал начальника тюрьмы и спокойно сказал:
— Прекратите это глупое телевидение, я нашел дырки.
Больше мне «галлюцинаций» не устраивали.
К концу месяца я сильно ослаб и часто падал с треугольной угловой скамейки. Дни шли как в тумане, очень сильно знобило: дрожь била тело без перерыва, автоматически, — отвратительное ощущение. Где-то в сознании мелькало: надо что-то делать. А что?..
Примерно на 25-е сутки меня снова повели в спец. корпус. Опять те же вопросы. Но вдруг вместо «уведите его, а то он согреется», полковник Медведев заявил:
— Я вижу, что мы вас не сломали, и отказываюсь от карцера. Я переведу вас в нормальную камеру с кроватью, одеялом, матрацем; вы выспитесь и потом, я уверен, мы поговорим по-другому, так как теперь вы просто озлоблены.
И, вызвав конвой, при мне отдал распоряжение о переводе из карцера в нормальную камеру. Трудно объяснить, что почувствовал я в тот момент. Думаю, что ощущение было более острым, чем спустя 10 лет при освобождении... Меня провели в какой-то коридор с «боксами», отдали мою одежду, и я лихорадочно переоделся в костюм, отдал солдату карцерную одежду, вынул из кармана пачку папирос и хотел закурить. Но в этот момент открылась дверь, и дежурный офицер, стоявший с конвоем, равнодушно произнес: «Раздевайтесь», — а в руках у надзирателя я увидел свой карцерный комбинезон.
— То есть, как это раздеваться? — пытался возражать я. Но тут была хорошо отлаженная машина: меня заставили раздеться, натянуть влажные карцерные тряпки и увели в подвал. И мой карцер показался мне в десять раз страшнее после того, как я «почти» ушел из него.
Так эти садисты добили меня. После этого я уже не помню дней и ночей — все шло как в тумане. Смутно сознавал, что здесь и умру.
На 29-е сутки открылась дверь, и в ней стоял не выводной офицер, а начальник тюрьмы; меня повели в баню, пустили в горячий душ. Я сел на пол и блаженно погрузился в тепло. Тогда я ничего не понимал и не знал, почему извлекли меня из, карцера и перевели в камеру. Лишь много месяцев спустя я узнал, что в этот день были арестованы Берия, Кабулов, Владзимирский, Меркулов и другие главари КГБ СССР. Очевидно, начальник тюрьмы, зная, что я сижу по личной записке Кабулова, решил самолично выпустить меня из карцера: а вдруг вообще надо будет выпустить, а он уже почти без сознания?
