— Помните, когда мы впервые заговорили о сокровище, я сказал, что у меня есть одна идея, только я пока не хочу о ней говорить, потому что я еще не обдумал ее как следует.
Мы все сказали, что помним.
— Так вот, эта лакричная вода…
— Чай, — тихонько напомнила ему Алиса.
— Ну да, чай — так вот, я и подумал, — он как раз хотел сказать, что же он подумал, но Ноэль перебил его и завопил:
— Вот что — кончайте свое чаепитие и давайте устроим военный совет.
Мы вытащили наши знамена и деревянный меч, и барабан, и Освальд бил в барабан, пока девочки все равно мыли посуду, но тут пришла Элайза и сказала, что у нее и так болят зубы, а тут еще этот барабан, этот грохот для нее все равно что нож острый. Конечно же, Освальд тут же отложил барабан. Если Освальда вежливо о чем-нибудь попросить, он никогда не откажется исполнить вашу просьбу.
Мы все надели военный наряд и уселись вокруг лагерного костра, и Дикки начал говорить.
— Все люди в этом мире нуждаются в деньгах. Некоторые сумели их получить. Те, кто сумел получить деньги — это люди, которые сумели кое в чем разобраться. Я тоже могу кое в чем разобраться.
Дикки умолк и раскурил трубку мира. С этой самой трубкой мы еще летом пускали пузыри, но она почему-то до сих не сломалась. Когда мы курим трубку мира, мы кладем в нее чайные листья, но мы не разрешаем девочкам ее курить. Нельзя допускать, чтобы девочки курили — если позволять им делать все, что делают мужчины, они слишком много возомнят о себе.
Освальд сказал:
— Ну же, выкладывай.
— Вот что я заметил: стеклянные бутылочки стоят всего-навсего пенни. Г. О., если ты не прекратишь ухмыляться, ты отправишься продавать старые бутылки, и у тебя не будет ни пенни на сладости. Это касается и тебя, Ноэль.
— Ноэль вовсе не ухмылялся, — поспешно вступилась Алиса. — Он просто очень внимательно тебя слушал. Г. О., сиди тихо, не корчи рожи. Продолжай, Дикки, милый.
Дикки согласился продолжать.
— Каждый год таких бутылочек появляется, наверное, сто миллионов. Потому что на любом лекарстве можно прочесть «тысячи исцелений каждый день», а раз так, значит, каждого лекарства должно продаваться хотя бы по две тысячи бутылочек в день. И те люди, которые их продают, зарабатывают страшно много денег, потому что обычно пузырек идет за два шиллинга и девять пенсов, а двойной пузырек за три шиллинга с половиной. А сам он, как я уже говорил, стоит всего пенни.
— Да ведь само лекарство тоже недешево стоит, — заметила Дора. — Ты сам подумай, как дорого стоят мятные лепешки или лепешки от кашля.
