Но он не отступит. Он мужчина, а мужчины во всем идут до конца, чего бы это им не стоило.
Так всегда поступал отец. Так поступали все мужчины в его роду.
Он хорошо помнил, как отца били.
Отец не пытался спрятаться, не просил пощады. Он уже был весь в крови, но всякий раз вставал и шел на них, а его снова сбивали с ног, молотили сапогами по голове, кричали — ну что, черножопый, мало тебе! — и опять били.
До тех пор, пока он уже не смог встать.
С того дня он рос у хромого Ильяса, старшего брата отца. Дядька его почти не замечал, ему было не до него. К тому же он часто пропадал, бывало, отсутствовал по неделе.
И хорошо, что не замечал. Характер у дядьки тяжелый. Если б узнал про нее, наверняка уже убил бы его не задумываясь.
Он поднял руку, отбросил со лба лезущие в глаза смоляные волосы. Она, почувствовав его движение, повернулась к нему, нежно улыбнулась во весь рот. Двух зубов у нее не хватало, но улыбка все равно была хорошая, полная доверия к нему.
Эта улыбка придала ему решимости. Не зря же они проделали такой путь. Он ведь все продумал, долго ждал, когда дядька опять уедет, другого такого случая уже не будет.
А потом, назад им все равно пути нет.
— Ну что, пойдем? — сказал он.
— Ага, — кивнула она.
Сняла панамку, положила ее на песок и придавила камнем, чтобы она не улетела. Ветер тут же растрепал ее длинные светлые волосы, разметал их по плечам, пушистой кисточкой щекотно провел по шейке. Она рассмеялась, порылась в карманчике платья, достала резинку и ловко собрала волосы в пушистый хвост.
Он, любуясь, следил за ней.
Он любил ее, любил ее смех, любил эти угловатые порывистые движения.
А больше на самом деле он никого не любил. Разве что кутенка Вилю, которого подобрал на свалке в прошлом месяце. Все, кого бы он мог любить, уже умерли.
Некоторых убили, как отца. Некоторые-сами.
— Я готова, — сказала она.
— Хорошо, — кивнул он. — Пошли.
Он быстро снял шорты и рубашку, она стянула с себя платье. Как всегда, заботясь о нем, забрала у него вещи, вместе со своим платьицем аккуратно сложила все рядом с панамкой.
Теперь оба остались в одних трусиках.
— А трусы снимать? — спросила она.
Он задумался. Она, прищурившись от ветра, ждала его ответа.
— Давай снимем, — решил он. — Зачем они нам!
Они остались нагими и с интересом оглядели друг друга. Улыбнулись, обнаружив, какие они во всем разные.
Он был смуглый, мускулистый, она — беленькая, тоненькая.
Они взялись за руки и, с удовольствием ступая по уже нагревшемуся песку, пошли к воде.
