Финики | страница 29



      - Ты не прав, это же потому что они считают тебя фашистом. Они думают, что ты Гитлера любишь, поэтому так с тобой обошлись, а не потому что ты русский. А я не трус и не баран, просто было бы глупым тогда тебя защищать. Они бы и со мной также поступили.

      Слава поморщился:

      - Сеня, ты дурак? Думаешь, эти горные ослоёбы знают, кто такой Гитлер? Уходи.

      - Но...

      Зэк, который с интересом выброшенной на берег рыбы наблюдал за нашей дискуссией, пристально глядел на меня.

      - Ты не прав, Славян.

      Зэк по-прежнему недружелюбно сверлил во мне дырки. Возможно, он хотел туда что-то присунуть.

      - Эй, - Слава крикнул сидельцу, - вот этот пацан тебя только что петухом назвал. Клянусь!

      У зэка выкатились глаза и он начал медленно, будто в драке из современного 3D кино, подниматься с кровати. Гнилые, редкие зубы - как расплата за феню и отстойную тюремную кормежку. Я со страхом, но так, чтобы не терять достоинства, попятился к двери. Вообще-то зэк был настолько худым и дохлым, что он мог спрятаться за удочкой. Но мне было страшно.

      - Ты чё, бля...!

      После того, как я в панике захлопнул дверь больничной палаты и припустил по чавкающему гнилью коридору, я понял, что если из Славы, что и выбили, так это не убеждения, а чувство юмора.

 ***

        День был как популярные песни, то есть дерьмовым. Несмотря на такую перспективу, я решил прогуляться. Впервые за долгое время я не боялся гулять один. Кому-то это покажется странным, но раньше я часто боялся в одиночестве слоняться по улице. В глазах знакомые картины подвергались реставрации и представали по-новому. Литература, которой я стал забивать мозги, воспринималась по-другому, если я прежде смотрел на биографию автора. От неё, оказалось, зависело очень многое. Писатели мне начинали казаться теми же воинами, чьи интересные судьбы завораживали так же, как средневековые рыцарские баталии. Утомлённый новым знанием я видел, что улица, этот бесконечный удав, проглотивший русскую молодёжь, как хамелеон, меняла свою окраску.

      Кучка гопоты, высиживающая яйца на перилах перед входом в школу, вдруг поменяла своё лицо: я с удивлением увидел, что почти все эти распространители гашиша и насвайя, имеют смуглые южные черты. Я наблюдал за тем, как у ближайшей наркоточки - в соседнем подъезде, в пятнадцати метрах от ментуры, торговали героином. Старая, как говно мамонта, цыганка, прямо с балкона сбрасывала наркоманам кулечки белого порошка. И это явно был не сахар. Деньги принимали через дверь. Наркоманы шли к тёмной расстрельной стене, долго колдовали там с зажигалкой, оголяли штаны и втыкали себе то в задницу, то в бедро шприц. Проезд, прилегающий ко двору, часто пересекали полосатые бобики, катящие на какое-то важное задание.