Здравый смысл во мне всегда начеку. Он сплошь и рядом уберегает меня от сентиментальных благоглупостей. Он же и объяснил мне, откуда моя чудо-лошадка набралась такого ума.
Накануне, плотно пообедав травкой, Педро от скуки ущипнул на третье несколько листочков с яблони. Но наверху, в кроне, яблоки только и ждали, кто бы их потряс. Их семена созрели. Они стремились к земле. Бац! — и Педро получил даром, в придачу к листочкам, фунт яблок. Десерт оказался сладким и сытным.
Так то было вчера… А сегодня?
Сегодня у Педро заработала его вкусовая память. Она действовала безукоризненно. Пони потянул ветку яблони, как мы вытягиваем ящичек автомата, выдающего шоколад, и сласти посыпались на него прямо с неба.
Прощай миф о необыкновенном уме Педро! С тех пор мы уже не привязывали пони к деревьям, на которых еще висели яблоки.
ПОЧЕМУ ПЕДРО ОСТАЛСЯ НЕКУРЯЩИМ
Я чинил в саду ограду выгона. Меня осаждали назойливые осенние комары. Они жужжали, свистели, отравляя своим заунывным гудением доносившуюся издали музыку леса.
В кармане моих брюк вместе с хлебом и сахаром лежит сигаретница. В ней — «сахар» для меня. Я награждаю себя сигаретой за удачную мысль, за аккуратно сделанный паз в столбе для забора. Сигареты я курю дешевые. В городе они отгоняют от меня некоторых дам. Теперь я решил дымом этого зелья допечь комаров. Когда я доставал очередную сигарету, меня вдруг осенила хорошая мысль для моего романа. Чтобы не упустить ее, я постарался накрепко пригвоздить ее в своей памяти. На это потребовалось некоторое время.
Между тем Педро тоже осенила мысль. Его алчная память работала исправно. Огрызки сахара, которые я иногда вытаскивал из кармана и давал ему в виде особой награды, — белого цвета. Сигарета тоже белая.
Прожорливость научила Педро, что белое — это сладкое. Потянувшись через мое плечо, он выхватил у меня из рук сигарету. Моя удачная мысль вмиг улетучилась. Надо было заняться воришкой.
— Вот как? Я и не знал, что ты куришь. Не угодно ли огоньку?
Педро разжевал сигарету и проглотил ее, словно клочок сена. Сено оказалось забористым. Педро оттопырил губы, оскалился, разинул пасть, высунул язык — словом, проделал все, что делает человек, хлебнувший горькой полынной настойки. Он отошел, встряхнулся, фыркнул, пытаясь меня лягнуть. На лошадином языке это означает: «Убирайся подальше со своим сахаром!»
Я только посмеялся над ним, не зло, а скорее даже с благодарностью. Теперь я узнал то, о чем до сих пор лишь догадывался: хорошая память сама по себе не уберегает от глупостей.
