На обратном пути Монк сверился со своим золотым «хантером» и снова запихнул часы в жилетный карман. Приближалось время «дела жизни и смерти». Ночь оказалась слишком промозглой для октября, и косой дождь со всех сторон хлестал готические здания. Годвин вслед за Варданом вошел под сводчатую арку, ведущую к лестнице, и по узким сырым ступеням поднялся в комнату. Здесь было холодно, из глубоких оконных ниш тянуло сквозняком, но Вардан, как видно, привык. Через десять минут в камине загорелся огонь, и их потянуло к теплу, в кресла, составленные на ветхом коврике, прожженном искрами и угольками. Здесь было три кресла: два — лицом друг к другу и одно между ними, прямо перед огнем. Оно, очевидно, предназначалось гостю. На откидном столике, горячо сверкавшем медными петлями, стоял поднос с напитками: скотч, джин, бренди, сифон с содовой, тяжелые хрустальные бокалы и тяжелая пепельница, вполне пригодная, чтобы послужить орудием убийства в каком-нибудь романе Агаты Кристи. Вардан рухнул в кресло, закинул длинные ноги на подлокотник, протянув подошвы к огню.
— Ну, ладно, Монк, долго еще?
Вардан снова извлек золотые часы.
— Полчаса. Он едет из Лондона. Он, знаете ли, весьма важная персона.
Годвин кивнул. Таинственный гость ожидался не ранее одиннадцати часов. Глядя в огонь, Вардан заговорил:
— Расскажите-ка, вы все еще не развязались со своей Сциллой? Это, знаете ли, не праздное любопытство. Мне действительно нужно знать.
— Зачем?
— Я прошу вас довериться мне еще на несколько часов. К вашему отъезду все объяснится.
— Вам не кажется, что от этих намеков и недомолвок отдает ребячеством? Этакая претензия на глубокомыслие…
— Нет, в данном случае не кажется. Вы сами увидите. Ну, снизойдите до ответа — что происходит между вами и миссис Худ?
— Ладно, — Годвин вздохнул и потер глаза. — Не так-то это просто, как вам кажется.
— Следует понимать, что генералу Худу ничего не известно?
Годвин усмехнулся, вспоминая прошлогоднее пророчество Вардана о чинах и почестях, ожидающих Макса. Как человек, приближенный к особе премьер-министра, он оказался недалек от истины. За свои действия в Каире зимой сорок первого — около восьми месяцев назад — Худ получил рыцарское достоинство и чин — правда, не фельдмаршала, а генерала.
— Макс не знает.
— Довольно неприятная ситуация — для всех участников.
Годвин пожал плечами:
— Бывает, что в неведении — спасение.
— Конечно, — с некоторым сомнением заметил Вардан, — удачно, что она актриса. Для нее это, пожалуй, нелегкое испытание.
