Мы валялись на старой продавленной тахте, в квартире, которую я сняла для наших встреч, а ему сказала, что беру ключи у подружки (хотя могла и не говорить, ему наплевать на мои траты, из таких, как он, никогда не получаются настоящие мужики, в смысле главы семейства и все такое, но из них порой выходят отличные альфонсы и сутенеры), и в пустой, неубранной комнате было очень тихо. А потом стало еще тише, как-то совсем тихо… И мне стало страшно.
Во-первых, я поняла, что мы уже очень долго молчим, а я не просекла эту долготу. То есть, мы молчали, и это было естественно. Как будто так и надо. Но… На самом деле, так не надо. Молчать и думать… Нет, не думать, а чувствовать, что так и надо, можно только с тем… Не знаю, как объяснить, многим это будет непонятно, но тем, кому понятно, не надо ничего объяснять. Это не на уровне объяснений, это на уровне чего-то животного. Словом, в такой тишине можно быть или совсем одной, или с тем, кому по-настоящему веришь, на кого по-настоящему полагаешься. Потому что в тишине, в такой тишине ты — раскрыта. Совсем раскрыта, и если ты не одна, то… Тот, кто рядом, может сделать с тобой, что угодно.
Все что угодно.
И все, что ему угодно.
И мой инстинкт, мой животный инстинкт, вернее… Инстинкт того животного, что живет во мне, тихо шепнул, беги, вставай, одевайся и беги, и никогда больше не подходи к нему близко, беги совсем… И я бы убежала. Я бы убежала и никогда бы не подошла к нему близко, потому что этот инстинкт сильнее меня, потому что этот инстинкт и есть я — настоящая, если бы…
Если бы вдруг я не ощутила присутствие
(в комнате?.. Во мне? Или в нем?..)
кого-то еще.
Или чего-то.
И это что-то не было порождением страха, или мыслей, или… Словом, оно — это присутствие, — было физическое. Рядом со мной, в комнате, помимо ровно дышащего рядом тела Кота, был кто-то еще. В комнате
(или во мне?.. Или в нем?..)
Мы были не вдвоем.
Что-то медленно поворачивалось, как бы пульсировало… Нет, что-то ровно дышало и спокойно смотрело, не предпринимая никаких действий, но от этого чего-то исходила…
Жуткая сила.
Физическая.
Намного превосходящая человеческую. И знающая это — сознающая свое превосходство. Она настолько превосходила любую знакомую мне силу — силу мужика, силу тренированного тела, накаченных мышц, силу уверенного в себе сильного самца, — что я… Внезапно успокоилась. Весь мой страх — страх от тишины, страх от молчания вдвоем, — отступил, ушел на задний план. А на передний выплыло чисто кошачье любопытство, заставившее меня чисто по-кошачьи мысленно
