— Мамка, об чем ты?.. Родная, не плачь! Мамынька, не плачь!
Глядя на него, Агафье делалось еще тошнее и мучительнее.
Управясь кое-как по хозяйству, подоив лягавшуюся, худую, доившуюся только тремя сиськами корову, попоив теленка, она «вздула» огонь и начала стелить на полу постель для Спирьки. Ей хотелось уложить его пораньше. Она боялась, что храпевший на печке муж проснется, слезет и, злющий, с похмелья, начнет лаяться, и тогда уже мальчишку не уложить.
— Садись, сынок, — сказала она, сделав постель, — поужинай… похлебай щец да и ложись…
— А ты-то? — спросил Спирька. — И ты ложись!..
— И я лягу… уберусь вот… спасуду вымою… лягу.
Она достала из печи горшок, налила в чашку щей, поставила на стол, достала ложки, отрезала хлеба и сказала:
— Садись, похлебай…
Они сели за стол и стали «хлебать» серые, пустые, противно пахнувшие и уже успевшие остыть щи…
Агафья ела мало. Она делала только вид, что ест, а на самом деле ей «кусок не шел в глотку». Она слушала храп мужа, и сердце у нее замирало от мысли, что будет ночью, когда он проснется… Спирька, глядя на мать, тоже ел плохо.
— Не хотца! — сказал он, хлебнув несколько ложек.
— А молочка дать?
— Не хотца.
— Ну, как знаешь… разувайся… молись богу… ложись…
— А ты со мной ляжешь? И ты ложись…
— Лягу, лягу… молись…
Спирька разулся и, встав перед иконами, начал молиться. Агафья встала позади его на коленки.
— Ну, батюшка, — сказала она, сдерживая подступившие к горлу слезы, — помолись, сынок… Ох, царица небесная, заступница!
— «Во имя отца и сына и святого духа, аминь», — зачастил Спирька и продолжал без передышки: — «Богородица, дева, радуйся, благодатная Мария, господь с тобою! Благословенна ты в женах и благословен плод чрева твоего…»
Он замолчал, позабыв, как дальше…
— «Яко спаса ро…» — шепнула Агафья.
— «Яко спаса родила еси душ наших!» — докончил Спирька. И безостановочно, торопясь, в один тон продолжал: — Господи, помилуй тятьку, мамку, хресного, хресную, всех сродников, всех православных хресьян. Аминь.
— Поклонись, сынок, в землю. Ну, Христос с тобой… ложись… спи…
Спирька лег и прикрылся дерюжиной…
— Иди, мамк, ко мне, — сказал он. — Я без тебя не лягу.
— Сейчас я… О, господи!.. Уберусь вот только…
Она смахнула со стола, убрала чашку, ложки, хлеб и, притушив в лампочке огонь, так, как была, не раздеваясь, легла рядом с ним, обняв его правой рукой.
— Спи, родной, — сказала она, — не думай… андел господний к тебе ночью придет… Цветов тебе принесет… маку.
